В рамках проекта «Живая история» мы стараемся рассказывать о разных человеческих судьбах. Ведь у каждого, как бы ни складывалась его биография, есть ценный капитал – жизненный опыт, который может быть полезен и другим людям. В том числе и в отношении ошибок, которые не стоит совершать. Яркий тому пример – герой нашего материала, имеющий «богатый» багаж экстремальной практики, которую лучше никому не повторять…
«Я всегда хотел быть острием ножа…»
…С Александром Ш. мы встретились в одном из неброских гомельских кафе. Внешность у этого мужчины средних лет тоже вполне обычная. Его принадлежность к уголовному миру выдают синие татуировки, выглядывающие даже из-под рукавов куртки, да внушительная «ваза» на руке. Для тех, кто не в курсе: «ваза» – это загоняемый под кожу вазелин, образующий на тыльной стороне ладони в районе костяшек округлость. Таким образом, кулак «вазоносца» превращается в нечто вроде «кастета», который всегда с ним…
За плечами у Александра – 18 с половиной лет, проведенных в местах не столь отдаленных. В том числе, в колонии строгого режима. Сейчас мой собеседник принципиально не употребляет спиртного, поэтому берем крепкий чай и усаживаемся за столик. Под неспешное чаепитие расспрашиваю Александра, «как он дошел до такой жизни»...
Рассказ начинается с детства, которое, вопреки ожиданиям, было вполне благополучным. Мать Александра, совсем как героиня знаменитого фильма «Девчата», увлеченная романтикой социалистического строительства, в свое время уехала на лесоповал в Сибирь. По приезду в Гомель пошла на стройку, выбилась в ударницы труда. О ней, как о передовике производства, не единожды писали газеты, ее, простую работницу, избрали депутатом Верховного Совета БССР. В семье еще долго хранили фото, на котором она запечатлена вместе с Кондратом Крапивой и другими видными белорусскими деятелями.
– Вот тут неподалеку от нас учебный корпус университета, – Александр показывает рукой направление. – Первый кирпич в его фундамент доверили заложить моей матери. Она под ним еще советский металлический рубль оставила, орлом вверх. Мне потом говорила: это чтоб и знаний было богато, и чтобы университет выпускал настоящих «орлов».
В школе Саша учился хорошо, больше всего любил историю и другие гуманитарные дисциплины:
– Но, понимаешь, наше формирование происходило в начале 80-х, в самый «расцвет застоя». Тогда многие из нашего поколения были просто потеряны. Кругом – лицемерие. Взрослые говорили вроде все правильно, но сами в это уже не верили и делали совсем другие вещи. Мы и росли под влиянием улицы, а там, сам знаешь, какие понятия были.
Могла ли его жизнь сложиться по-другому?Мог ли он, например, пойти, как тогда говорили, по комсомольской линии?Ведь по истории – одни «пятерки», а именно историки в то время пополняли комсомольские и партийные кадры. Александр отвечает однозначно – нет. По его мнению, комсомол 80-х был уже, в основном, прогнившей организацией.
– Если бы я стал комсомольским или еще каким-нибудь функционером, со мной никто из моих друзей просто не стал бы больше разговаривать, – поясняет Александр.
А вот в боевой комсомол 20-ых годов Саша в то время был готов пойти. И даже продвинуться еще дальше – например, в ГПУ-НКВД:
– Нож состоит из двух частей: есть рукоятка, а есть лезвие. Так вот, я всегда хотел быть острием ножа…
«В школе нас учили быть героями…»
За колючую проволоку люди попадают по разным причинам. Одних туда приводят «ошибки молодости», другие оступаются уже в зрелом возрасте, и даже занимая определенное положение в обществе.
В прошлом некоторые делали этот выбор вполне осознанно…
– Конечно, блатная романтика, песни Розенбаума, Токарева, Новикова, подпольно записанные на магнитофонные «бобины», оказали сильное влияние на наш выбор, – рассуждает мой собеседник. – Ведь, по сути, до нас никому не было дела. Идеологи писали свои бумажки-отчеты, рапортуя наверх, что, мол, все в порядке. В школе нас учили быть героями, и мы ими становились. В том смысле, который сами тогда вкладывали в это понятие. Лично мне казалось, что проверить себя на прочность и стать настоящим мужчиной я смогу, лишь пройдя через «зону». В тюрьме 80-х, еще не испорченной, ты мог показать, кто ты есть на деле. Школа жизни, одним словом. И мы всеми силами стремились в нее попасть.
Должен сказать, тогда еще были такие менты, которые действительно пытались научить нас, малолеток, уму-разуму. Это были, я бы сказал, менты по призванию, которые гонялись за нами по подвалам не для того, чтобы посадить, а чтоб объяснить, что к чему. Сейчас таких ментов уже нет. Да и молодежь другая…
Воры в законе
Свой первый срок Александр получил в 1986 году, а всего у него было четыре «ходки к хозяину». В числе его сообщников были Мамонтенок(бывший «вор в законе» Сергей Коваленко)и Пугач – ныне оба уже покойные.
К слову, последний за время отсидки самостоятельно выучил английский язык, после освобождения быстро сориентировался в обстановке пресловутых «рыночных реформ» и стал звать прежних дружков на «завоевание» Москвы. Впоследствии Пугач принял жестокую смерть в одной из разборок между гомельскими криминальными группировками…
– В Мозырской колонии я был одним из «долгожителей», заставших все времена – от самых «черных» до самых «красных»(на блатном жаргоне «черная» зона – ИТУ, где соблюдается «воровской кодекс», «красная» – контролируется администрацией – авт.)В «крытке»(тюрьма камерного типа – авт.)в 1990-м году застал смертников, помилованных Горбачевым. «Вышки» им тогда заменяли на «пятнаху» – 5 лет тюремного режима и 10 – в обычной «зоне». Они рассказывали про «исполнительные» тюрьмы, в которых тогда расстреливали приговоренных к смертной казни. Вот там было очень жестко – ежедневные проверки, избиения. Осужденные ждали расстрела, как избавления…
Потом приехал Щавлик(«вор в законе» Владимир Клещ – авт.), стал развивать воровские идеи, идеи общака. В то время «подгон» нам везли машинами. В каждом отряде появилось по цветному телевизору, даже средства на ремонт помещений подкидывали. Эти деньги оформлялись как добровольные пожертвования. Щавлик говорил, что администрация должна давать заключенным отдушину – людей нельзя зажимать до конца. Потом времена стали меняться… Я сидел в БУРе(барак усиленного режима – авт.), когда в зоне начались «маски-шоу»(«профилактическое» мероприятие с участием бойцов спецназа – авт.)– это был переломный момент между «черным» и «красным» временем. Прессовали, чтобы сломать до конца… Когда на Мозырь привезли Костю Белого, Бобра и других авторитетных людей, в зону их не выпустили – поместили на «крытку», где сильно прессовали. Все это делалось для того, чтобы показать остальным, что туда, за ними, идти не надо...
Главней всего – порядок в зоне…
– Проблема администраций в том, что у них нет чувства сантехника, – так метафорически Александр характеризует недостатки отечественной пенитенциарной системы и продолжает рассказ о писанных и неписанных тюремных порядках. – Опытный сантехник никогда не будет закручивать гайку до конца, всегда оставит пару ниток – чтоб резьбу не сорвало. А сейчас в «зонах» жмут так, что дальше некуда. А ведь те, кто предает одних, завтра может сделать то же самое и в отношении своих хозяев. Ментам в зоне я говорил: «Ты на своей должности, а я – на своей. Ты ответственный перед ментами, а я – перед людьми...» Если ко мне приводили действительно виновного, то его жестко наказывали. Но у нас есть такой принцип: если можно, лучше наказать меньшей кровью. Был, к примеру, один случай, связанный с игрой. Карточный долг на «зоне», сам понимаешь, дело святое. А там паренек один 18-летний, еще не понимал многого, вот и накосячил. Сделали ему на это скидку. Он потом меня всю дорогу благодарил – «Батей» звал.
Спрашиваю у Александра, застал ли он в своей тюремной жизни воров «старой» формации.
– Мне довелось сидеть с арестантами, которые были воспитаны ворами еще нэповского времени, – отвечает он. – Они говорили: «Воры не родились на задних сиденьях «мерседесов». Они вышли из-под пивняков, воспитались в драках – их закалила улица».
Что главное в зоне?Будучи на Глубоком(ИТУ в Витебской области – авт.), я восемь месяцев провел в камере-одиночке. По закону, областной прокурор может назначать для тех, кто отбывает наказание на тюремном и особом режиме, до года одиночного заключения. Сказать, что сидеть в одиночке невыносимо тяжело – значит не сказать ничего…
Самое главное – не замыкаться в себе. Не считать себя дряхлым стариком, даже если кажется, что все лучшее уже позади. Ни при каких раскладах нельзя киснуть, иначе из человека превратишься в маринованный огурец.
***
После последнего освобождения Александр женился, создал семью. Сегодня он работает, воспитывает ребенка, не прикасается к спиртному и убежден, что с криминальным прошлым покончено раз и навсегда. Что называется, «завязал».
– Никогда не поздно что-то изменить, – считает Александр. – Отсидев больше 18 лет, я понял, что это – тупиковый путь. И многие мои товарищи говорят: «Если раньше за «решами» было тяжело, то теперь – просто невыносимо»...
Такой выбор человека, ранее упорно двигавшегося по совершенно противоположному пути, просто говорит о том, что вернуться к нормальной жизни – никогда не поздно...
Георгий ДОБРОНРАВОВ
При копировании материалов ссылка на сайт обязательна.
Просмотров: 1068
