"Кризис повлиял и на театр"

Два современных спектакля с историческим уклоном привез на прошлой неделе в Гомель Национальный драматический театр имени Максима Горького. Истории о Кароле Станиславе Радзивилле по прозвищу «Пане

Коханку» и бывшей акушерке Эсфири Львовне не оставили равнодушными наших зрителей. Театр, сколько бы не бурчали скептики и не кривились «чрезвычайно продвинутые» особы, по-прежнему жив. О своем видении будущего театра, культурного уровня нации и жизни в эпоху кризиса в интервью «Вечернему Гомелю» рассказал главный режиссер театра Сергей КОВАЛЬЧИК.

– Сергей Михайлович, ходят ли люди в театр сегодня, не потерял ли он своей актуальности?
– Вы знаете, вообще, ходят. И очень даже хорошо.
– А кризис как-то повлиял на посещаемость?
– Ну, а на что он не влияет?Он на все влияет. И на театр в том числе. Посещаемость несколько снизилась. Но сейчас опять возрастает. Человек так устроен, что, кроме обыкновенной пищи, ему нужна еще и духовная. Он может позабыть об этом на время, потому что главный инстинкт – это выживание, нужно поддерживать свое физическое тело, но душа без пищи также не может. Это подтверждает и история. Парадоксально, но факт: в блокадном Ленинграде театральные залы заполнялись зрителями под завязку. Люди умирали с голоду, но ходили смотреть спектакли. А кризис – это временное явление. Примерно с 5 июня опять пошел приток зрителей.
– В фильме «Москва слезам не верит» один из персонажей предсказывал скорую гибель не только театру, но даже кинематографу. Однако, как мы видим, сейчас живет не только телевидение. Ныне театру не предрекают очередные «похороны»?
– Театру предрекали смерть уже тогда, когда рождалось кино. Но театр как жил, так и живет. Телевидение – тоже не истина в последней инстанции. У него будет своя ниша, но театр останется. Ведь это – живое искусство. Актер, играющий на сцене пусть даже с ошибками, все равно лучше выхолощенного фильма. Отдача идет сегодня, сейчас и только один раз. Зритель приходит за катарсисом. Если он его получает, то всегда будет ходить в театр.
– Но, может быть, театр как-то изменит свой облик?
– Ему не надо менять свой облик. Потому что разговор автора со зрителем через актера появился еще в античное время. Сколько веков прошло, а он все живет. Театр удовлетворяет игровой инстинкт человека. Живой диалог ничто не заменит. Так мы общаемся сейчас с Вами, так мы общаемся вечером за рюмкой коньяка с друзьями, так мы общаемся на работе, на улице. И это не изменится, пока мы не станем виртуальными сущностями. Да и тогда, наверное, тоже. Ведь даже в Интернете идет общение между людьми. Так что, пока будет существовать общение, будет существовать и театр.
– Время не стоит на месте, и публика требует больше зрелища. В последнее время на разных сценах мира идет много спектаклей, в которых актеры играют обнаженными… Возможно, появятся какие-то еще новые приемы?Массовое использование спецэффектов, например?
– Ну и пусть играют.(Смеется). Приемы – вещь второстепенная. Изначальна – идея. Шекспир очень точно высказал это прологами. Две враждующие семьи – вот сразу повод для диалога. Другое дело, что режиссер будет использовать, чтобы раскрыть тему. Ну, пусть у тебя бегают, стреляют... Кинофильмы в театрах показывают, проекции всякие. На мой взгляд, такие спектакли – пустые. Ты смотришь только на спецэффекты.
– Меняются ли потребности зрителей?Что в моде – классические или современные авторы?
– Трудно сказать. Опять-таки все зависит от темы, выбранной художником. У нас 80% репертуара – классика. Смотришь, как ее воспринимает зал, и нет абсолютного ощущения, что это написано когда-то в прошлые столетия. Грамотно поставленные и качественно сыгранные пьесы не теряют своей актуальности и сегодня. И без разницы, какой на актере надет костюм. К костюмам и декорациям зритель привыкает за первые пять минут. Что дальше?Дальше идет разговор. Если тема трогает зрителя, спектакль идет на ура.
– И какие же темы цепляют современных зрителей?
– Да все!Посмотрите вокруг: что Вас как человека, а не как журналиста, сейчас волнует?
– Сейчас – стабильность…
– Вот!И эта тема есть в «Пане Коханку». Потому что этот спектакль про Беларусь написан и поставлен, про нас сегодняшних.
– Вы считаете, что классику надо…
– …актуализировать?Магия театра. Ведь в Шекспировском театре, когда в прологе говорилось «В Вероне, где встречают нас событья», каждый лондонец понимал, что Верона тут ни при чем. И речь будет идти о Лондоне. У Карло Гоцци в «Трех апельсинах», например, нет актерского текста. «Пьеро говорит о том, что он любит Коломбину, а она ему не отвечает…». Просто либретто, а актеры говорят сами, что хотят, но на эту тему. Я допускаю, что некоторые места и у Шекспира можно переписать на современный лад. Очень сложно в «Медее» доказать, почему Ясон выбрал ту или иную страну. А Разумовская прекрасно это сделала. Она написала «Медею» современным языком, более понятным. Авторы, к тому же, – дети своего времени, они пишут в своих исторических условиях, своих коллизиях. Ведь один из принципов, например, трагедии – общая проблема, которая всех касается и у всех болит. Если это было давно и мы не чувствуем это, эффект будет слабым. Поставил в Театре белорусской драматургии Бруно Бусаголь «Чернобыльскую молитву» Светланы Алексеевич. Чернобыль до сих пор у нас болит, это наше – и это эмоционально «цепляет». Чернобылем сейчас зацепить проще, чем трагедией Карфагена в 5-м веке до нашей эры. Это естественно. Так что, наверное, можно какие-то куски делать современными. Но делать это аккуратно. Глупо в шекспировскую пьесу вставлять «компьютерные словечки». Хотя театр – такой институт, который допускает все. Театр – это пирог, который подается зрителю, а способность его поваров «сварганить» блюдо для современного зрителя – дело другое.(Смеется).
– Хватает ли драматургов в Беларуси?
– Их нигде не хватает. Сегодня драматургия тоже в кризисе. Нет шедевров. Время прошло, а знаковых пьес нет. Все новые виды драмы должны привлекать большие массы зрителей. На них должны ходить. Если нет большого отклика, все это – сектантство. Или элитные круги, как сейчас говорят. Вот когда Моцарт написал «Женитьбу Фигаро», опера стала народным видом искусства, на нее массы пошли. Кстати, оперники сейчас тоже жалуются на то, какой стала современная опера. Проблемы у всех одни и те же.
– Чуть раньше, представляя «Пане Коханку», Вы говорили, что у нас не популяризируют исторических персонажей. Почему?Их недостаточно?
– Да масса у нас персонажей!Что мы знаем о Франциске Скорине, кроме того, что ему воздвигнут памятник?Что мы о нем, как о человеке знаем?Здесь надо работать, в том числе и историкам. А то поставишь «Пане Коханку», а историк напишет: «А ен такім не быў!»!А какой он был, вы знаете?Вы с ним за одним столом пиво пили или крамбамбулю?Но факт того, что он думал, что делал, уже отражается на сцене, и это подогревает интерес, вызывает желание узнать, что же это был за человек.
– В этом году Гомель – культурная столица СНГ и Беларуси. У нас начали говорить о том, что нужно народ окультуривать. А Вы как считаете?И что нужно для этого делать?
– Вопрос сложный. И очень неоднозначный. С одной стороны, конечно, окультуривать надо. Если народ не обладает в достаточной мере долей культуры, то он долго не проживет. Именно с опорой на культуру работают нравственные ценности народа. Во время войны был один интересный случай. В плен к немцам попали наши девушки, и оказалось, что 100% из них – девственны. И немцы испугались идти дальше. Что же это за страна, где все девушки в таком возрасте – девственницы?Это значит, нравственные устои у нас сильные. А на чем зиждется нравственность?Не только на церкви, но и на культуре. Дух у народа другой. А дух народа – это способность справиться с трудностями. Другое дело – как?Если объявить культурную революцию – мы помним, как это было в  Китае. Нельзя насаждать это силой. С другой стороны, нельзя допускать бескультурье. Многие деятели культуры любят возмущаться: мол, у нас только ледовые дворцы строят, а на культуру денег нет. Но надо и дворцы строить, и культурой заниматься. Одно другому не противоречит. Нация должна быть здорова физически, духовно, нравственно, морально, тогда – это другой народ.
– Но все-таки, наверное, трудно заниматься культурой без достаточной финансовой поддержки…
– Я не знаю. Смысл спектакля не в сумме его бюджета. Мне довелось общаться с грузинским актером Отаром Мегвинетухуцеси – в их стране тогда не хватало денег – и я спросил: «Как выжить театру?»  На что он ответил: «Я – артист. Если меня лишить дома, то бишь театра, где я могу играть, я выйду, перед своим подъездом расстелю коврик и буду играть там. Потому что я – артист, и моя профессия – играть!».
Беседовала
Ольга ВАЛЬЧЕНКО
valchencko@tut.by