Корреспондент «Вечерки» побывал на Майдане и узнал новые подробности гибели Жизневского
«Вечерка» уже писала о том, что 22 января во время массовых выступлений в столице Украины от огнестрельного ранения скончался гомельчанин Михаил Жизневский. Мы решили дальше расследовать эту трагическую историю…
ЧУЖОЕ ВЛИЯНИЕ?
В гомельской средней школе № 15 бывшая классная руководительница Михаила Жизневского, Лидия Анатольевна Малюкова, рассказала нам:
– Миша был очень добрый и отзывчивый мальчик. Никаким национализмом никогда не увлекался, но всегда искал для себя сильного лидера и очень легко попадал под чужое влияние. Видимо, что-то подобное случилось с ним и в Украине.
Чтобы попытаться понять, как все это могло произойти, мы выехали в Киев – на Майдан.
В поезде «Гомель-Чернигов» холодно, и гомельчан мало. Однако, по словам проводницы, по выходным народа за покупками едет много – как обычно. Наш человек ради дешевого товара к риску вполне готов. Да собственно говоря, чего бояться – в Чернигове все спокойно. Спрашиваю у продавщицы на черниговском вокзале, есть ли у них свой Майдан?
– А шо, надо? – отвечает симпатичная украинка.
Массовых настроений в пользу "Евромайдана" в ближайшем к нам областном центре Украины нет. Но и действующую власть тут тоже не очень жалуют. А за что? Ведь средняя зарплата, если перевести на белорусские рубли, – два миллиона, предприятия стоят, работы мало.
В маршрутке, «на помощь» "Евромайдану", едет пожилой афганец в камуфляже. То ли боевые психические травмы сказываются, то ли события последних дней и ночей: он все время громко разговаривает сам с собой, потом вдруг становится агрессивным и едва не набрасывается с кулаками на женщину, что-то «неправильно» ему сказавшую.
Въезжаем в Киев. Определенная нервозность читается на лицах киевлян уже в метро и на улицах – обычно жизнерадостные, приветливые и беззаботные южане на этот раз как-то замкнуты, сосредоточены и напряжены.
Вот и Крещатик… Часть улицы занята палатками протестующих, при входе на майдан Незалежности – баррикада. Но первое, что бросается в глаза –
это люди с палками, расхаживающие по центру Киева. Палка, по словарю Даля, – «кий». Так уж не от этого ли слова произошло само название Киева? И не является ли все происходящее сейчас просто исторической реконструкцией? Впрочем, люди в черных масках, шлемах и с полутораметровыми палицами в руках выглядят значительно мрачнее, чем дружинники летописных Кия и Рюрика. На рукавах – националистические эмблемы. Ходят группами по всему Майдану, внимательно присматриваются. Ищут «титушек» – «добровольных помощников» милиции, спортсменов, действующих в штатском.
Призывы выявлять титушек постоянно звучат с трибуны Майдана – «А дальше хлопцы сами знают, что с ними делать…» Хлопцы знают: они избивают схваченных настоящих и мнимых титушек, пишут на лбу маркером «провокатор». А у входа на Майдан установлено орудие средневековой казни –
большой заостренный кол, написано – «ганебная паля». Даже если этот кол – всего лишь «прикол», то уж очень мрачный…
Вообще для нынешнего «Евромайдана» характерна весьма брутальная эстетика. Это далеко не «оранжевый» Майдан 2004 года. Тогда все происходящее на центральной площади Киева напоминало уличный карнавал, веселившийся под переделанную детскую песенку про «оранжевое небо». Но сейчас – все по-другому…
Правда, коммерсанты с Крещатика не теряются – тут же идет бойкая торговля футбольными шарфиками, казацкими папахами и самой разной символикой «Евромайдана».
НА ЛИНИИ ОГНЯ
Я хожу между палаток, пытаясь найти очевидцев убийства нашего земляка. Как известно, скрываясь в Украине, Михаил Жизневский оказался в рядах организации УНА-УНСО. Что привело белоруса в лагерь радикальных националистов? Потребность мигранта-беглеца в защите, в принадлежности к некоему сплоченному сообществу, к, своего рода, суррогату новой «семьи»? Романтика - внешне привлекательная для молодежи форма. Еще при формировании УНСО ее бывший лидер Дмитро Корчинский заботился, чтобы организация не носила чисто праворадикального характера, старательно перемешивал «правую» и «левую» эстетику. Но теперь обо всех этих причинах можно только гадать…
Натыкаюсь на небольшой палаточный лагерь с черно-красным флагом УНА-УНСО. Спрашиваю, что они знают о гибели своего соратника? Никто ничего не слышал или не говорит, но мне дают провожатого для визита в «Революционный штаб Майдана». Захваченный Дом профсоюзов охраняется боевиками с дубинками, без спецпропуска туда не попадешь, но мой провожатый беспрепятственно проводит меня внутрь. В Доме профсоюзов все забито народом, толкотня, на всех этажах стоит охрана. Но и здесь подробностей о гибели белоруса никто не знает.
Выхожу снова на покрытый баррикадами Майдан. Спрашиваю у молодых женщин, что их привело сюда. Самая бойкая из них отвечает:
– Мы женщины состоятельные, и не за кусок хлеба сюда пришли…
И правда, на Майдане нет ни одного социального лозунга про зарплаты или пенсии. Еще эти «заможные» дивчины говорят, что они просто хотят, чтобы власть выражала их интересы. Почему новая группировка олигархов, свергнув старых, станет о них заботиться, женщины не пояснили…
Вдруг в сторону квартала правительственных зданий, на улицу Грушевского, начинает двигаться колонна демонстрантов. Стены домов на Грушевского расписаны граффити: многие откровенно неофашистского характера, есть и анархистские символы. «Утопим Беркут в их крови» – гласит один из призывов. Над «линией огня» у передних баррикад высоко в киевское небо поднимаются густые клубы черного дыма – здесь постоянно жгут резиновые покрышки. Идущие со мной тележурналисты одного из каналов, которые недавно сюда прибыли, твердят: «Мы в шоке, мы в шоке…» На линии баррикад все носит следы недавних боев – обугленные машины и автобусы, камни и брусчатка, разбросанные по всей «нейтральной» зоне. Метрах в ста стоят кордоны «Беркута» и внутренних войск со щитами и в шлемах, прикрывающие здание Верховной Рады. Часть журналистов – тоже в касках и даже в бронежилетах. На всем этом милитаризированном фоне яркая накрашенная телеблондинка, а-ля Мэрлин Монро, с розовым микрофоном смотрится каким-то нонсенсом…
Охранники баррикад пропускают в нейтральную зону только женщин, которые с белыми плакатами в руках идут к рядам «Беркута». По мысли организаторов Майдана, они должны убедить спецназовцев не применять насилие. Стоящая на брустверах из мешков со снегом и разбитых автомашин радикальная молодежь скандирует при этом «Слава нации, смерть врагам!» На фоне такой «миролюбивой» речевки весь этот миротворческий поход женщин выглядит как-то неубедительно…
По договоренности с «Беркутом» в нейтральную зону пропускают только женщин, мужчин охрана сразу разворачивает. Но я, со словами «Пресса», протискиваюсь в узкую брешь в баррикаде. Стараясь не спешить, иду по пустому пространству к милицейскому кордону. Но разговора со спецназовцами не получается – при моем приближении они кричат: «Не подходите ближе трех метров!» Лица у милиционеров, сутками стоящих здесь под градом камней и бутылок с зажигательной смесью, ожесточенно затравленные, и не предвещают ничего хорошего…
С наступлением темноты баррикады на Грушевского приобретают еще более фантасмогорический характер. Свет на улице выключен, и только яркие сполохи все выше вздымающихся костров разрывают темноту. К баррикадам стягивается все больше радикалов в армейских касках, с металлическими щитами, палками и арматурой. Как всегда бывает в таких ситуациях, начинают ползти слухи: «Беркут готовится к атаке…», «Титушки пробрались…» Растет возбуждение боевиков.
Вообще-то люди на Майдане разные, много обычных мужчин и женщин, студентов и пенсионеров. Иные приходят выразить поддержку, другие – просто из любопытства. Но на баррикадах тон задают радикалы. Они непримиримы и не хотят никаких переговоров.
Я перелезаю с одного бруствера на другой, скольжу по льду и в темноте спотыкаюсь об растянутую проволоку «путанку». Расспрашиваю людей, ищу свидетелей смерти парня из Беларуси. И вот, наконец, один пожилой мужчина говорит:
– Это произошло вот здесь… Беркуты пошли в атаку, и мы все тикали к площади. Вашего хлопца подстрелили на том месте, где сейчас стоит баррикада. А тогда ее не было…
Метрах в пятидесяти стоят флаги и горят траурные свечи. Словоохотливые пожилые женщины рядом показывают дом-высотку на Грушевского, за оцеплением «Беркута», и даже говорят, из какого именно окна стреляли. Хотя никого из них в тот момент здесь не было.
Вспоминаю лица спецназовцев. Да, у когото из них могла, как говорится, «упасть планка»… И в ствол помповика для стрельбы газовыми гранатками лег патрон со свинцом. Без приказа… Мне показали пулю «Диаболо» 12-го калибра того типа, которой был убит Михаил. Пуля со стальным сердечником предназначена для охоты на кабанов, и выжить после ее попадания в жизненно важные части тела человеку практически невозможно. Но это не единственная версия произошедшего…
Когда я уже выхожу из зоны баррикад, в темноте слышен возглас: «Обережно!» Но это не объявление станции киевского метрополитена – мимо проносят ящик с готовыми «коктейлями Молотова». Морозная ночь снова обещает быть жаркой…
НЕ СТРЕЛЯЙ!
Чтобы окончательно расставить все точки над «i», я встречаюсь с Андреем Манчуком, главным редактором журнала Liva, который занимался расследованием гибели людей на Майдане.
– Мы рассматриваем разные версии смерти Михаила Жизневского, – говорит он. – Хочу сказать – стреляли в него на улице Грушевского с близкого расстояния. Эксперты заявляют также, что характер ранений отрицает версию того, что убитый стал жертвой снайпера. Жизневский погиб не от пули, а от картечи, что предполагает очень короткую дистанцию стрельбы. Еще надо учесть, что это произошло в то время, когда сторонники майдана уже в беспорядке отступали в сторону Европейской площади. Поэтому открывать по ним огонь на поражение, чтобы подавить сопротивление, не было необходимости. Так что вряд ли это был выстрел со стороны милиции. Учитывая, что двое первых убитых на майдане – беларус и армянин, некоторые полагают, что эти жертвы были выбраны не случайно, а для того, чтобы специально усилить резонанс от их гибели за пределами Украины. Власти это не надо, она до сих пор не дала даже приказ на обычный разгон майдана. Так что подумайте сами, кому эта смерть может быть выгодна…
…
Как бы там ни было, но трагедия случилась. На фоне глобальных потрясений гибель одного человека иногда кажется статистической погрешностью, но может стать и искрой к гигантскому пожару, который способен сожрать, как Молох, еще тысячи жизней. Когда я покидал Киев, в маршрутке играла песня Юрия Шевчука «Не стреляй!». Ничего не скажешь - актуально, только способны ли одни гуманитарные призывы остановить насилие? Когда огонь ненависти все сильнее разжигают те, кто хочет очень хорошо погреть руки у костра с человеческими жизнями и судьбами целых народов…
На следующий день в Киеве неизвестными был убит милиционер вневедомственной охраны, возвращавшийся после работы к себе в общежитие. Михаилу Жизневскому было 25 лет, погибшему милиционеру – 27. Экспертиза показала, что они оба были застрелены из одного типа оружия… 
