Директор театра кукол Дмитрий Горелик: Куклы говорят с детьми на их языке

Гомельский государственный театр кукол, который недавно отметил свой полувековой юбилей, большую часть своей истории прожил на колесах… Сегодня часы на башне главного городского дома кукол, забыв о том, что осталось позади, магнитом тянут к себе новых поклонников. Ведь это всегда сказка, волшебство, в которое начинают верить не только дети, но и взрослые…В чем же секрет и какова она, жизнь за ширмой­? Об этом и не только рассказал в гостях у «Вечерки» директор и главный художественный руководитель театра Дмитрий Горелик.

– Дмитрий Абрамович, как судьба свела Вас с кукольным театром?
– В детском саду, когда воспитатели показывали нам спектакли с Петрушкой и прочим кукольным народом, меня всегда тянуло заглянуть внутрь за ширму: посмотреть, как они умудряются ходить над полом. Когда пошел в школу, занимался в самодеятельном кружке сначала во Дворце пионеров, потом во Дворце культуры «Гомсельмаш», ДК железнодорожников. Затем, как ни странно, я поступил в строительный техникум на техника­-строителя, но потихонечку сам организовал любительский коллектив в Доме учителя, который позже назывался Дом культуры работников просвещения. Получал 30 рублей, но тратить на все это приходилось гораздо больше. Когда началось кооперативное движение, мы с товарищем создали кооператив, который занимался тем, что изготавливал театральные куклы для продажи детским садам, школам, любительским кружкам. Некоторое время работал инженером технадзора, но всегда хотел трудиться в театре, не столь важно даже кем, иначе бы не пошел учиться на режиссера.

– А когда шли на должность директора в Гомельский кукольный театр, который на тот момент не имел даже дома, не страшно было перед теми трудностями, которые ожидали?
– Я пришел работать в театр в июне 1992 года, после развала Совесткого Союза. Да, было худо: проблемы со зданием, вернее, их вообще не было, потому что и здания­-то не было. Старые помещения на Пушкина, 2 никак не были приспособлены для жизни. Может быть, в конце XIX ­ начале XX века они и были комфортными, но, к сожалению, не многое изменилось за те годы. Там одно время была поликлиника УВД, ГАИ, но все старались оттуда побыстрее убежать: условия оставляли желать лучшего. Сырую воду пить было невозможно. Санузел номинально был, но наши ребята ходили через дорогу в сквер в общественный туалет. Нас там знали в лицо. Когда туалет сделали платным, мы даже просили управление ЖКХ, чтобы нам выдали пропуска.

Репетиции проходили в маленьких комнатушках, и чтобы выходить из положения, актеры придумали специальную систему шагов, чтобы развернуться на сцене во время спектаклей. «Окрасочный цех» вообще помещался в детской ванночке.
Первую машину мы купили в 1997 году. Чудом. До этого у нас были автобусы «Черниговец» и «Кубань» с деревянным полом, в которых ноги, доезжая до Петрикова, отмерзали напрочь.

Но в то же самое время в театре была совершенно другая творческая атмосфера. Да, и сейчас климат неплохой в театре, но тогда мы рвались в бой.
Хорошо помню свою первую командировку в город Камышин Волгоградской области за бархатом. Молодой был, горячий. Там был один из самых больших в мире хлопчато­бумажных комбинатов, где можно было купить недорогой по тем временам бархат. Не знаю, что было экономически выгоднее: купить его в Беларуси со всеми накрутками или потратить трое суток на дорогу в Россию, двое там и трое обратно, чтобы привезти 20 рулонов ткани. Но я думал об экономии средств. Их поначалу было немного. Голодными театральные работники никогда не были, но и не жировали. Вообще, в театр, тем более кукольный, не приходят для того, чтобы заработать денег. Актерство – это очень вредное заболевание, почти всегда без надежды на выздоровление.

– Несмотря на все трудности, которые уже в прошлом, многие актеры так и остались «заболевшими» и сейчас в театре, можно сказать, уже состоявшийся коллектив. Но к Вам приходит и молодежь. Какими качествами нужно обладать, чтобы стать актером кукольного театра?
– Для того чтобы мы взяли его к себе в театр, можно не обладать никакими качествами. Иногда мы набираем людей, что называется, с улицы. Вообще и в кукольных, и в тюзах, и в драматических театрах есть такая проблема, которую мы называем «штаны». Это нехватка мужского актерского персонала. И приходится объявлять конкурс о наборе артистов вспомогательного состава. Получится из него еще артист или нет –
вопрос открытый. Среди тех, кто пришел когда­-то с улицы, есть и довольно известные актеры, мастера сцены. Если человек не состоялся как актер, он может состояться как режиссер, художник, мастер по изготовлению кукол, бутафор­-декоратор.

– В чем различие между актером кукольником и драматическим?
– Нагрузки у кукольника гораздо выше, чем у драматического актера. Я бы сравнил физическую нагрузку, особенно актрис театра кукол, с нагрузкой балерин. Представьте, что нужно весь спектакль держать в руках куклу, которая может весить иногда до 15 килограмм. Не просто держать, она должна действовать. То есть актер через куклу выражает все, что драматический актер – своей мимикой и пластикой. А кукольнику дали в руки молоток – представь, что это серп: коси!

Актер драматический берет своими фактурными качествами: высокий красавец, жгучий брюнет, герой­любовник… А у нас героя­любовника может сыграть низкорослый, совершенно непривлекательный мужчина, но сыграть лучше. С куклой. Я не уверен, что красивый драматический актер, взяв в руки куклу, сыграет так, как нужно, выразив свое через неживое, через куклу. А дети фальш не воспринимают. При всей их наивности, непосредственности и открытым на мир глазам, обмануть их невозможно. А если актер просто произнесет текст доброго персонажа, не являясь им, ребенок все равно поймет, что это гадость: берегись!

Как­то мы были на гастролях в Подмосковье. И когда в спектакле отрицательный персонаж хотел обидеть положительного, маленькие зрители не могли сдержаться и дошло даже до угроз и бранных слов. «Верю», сказал бы Станиславский, а ребенок, который не различает исполнителя и персонажа, выразил свои сопереживания так...
Рассказывали, как в 1968­-м году, по тем временам в довольно глухой деревне, где­-то в одном из районов Гомельской области ставили спектакль «Медвежонок Рим­-тим­-тим». В момент, когда медвежонок идет покупать по заданию папы яйца и встречает по дороге забавного лающего щенка, на сцену из зрительного зала выбежал взрослый мужчина. Не понимая, как кукольный щенок это делает, он пытался словить и унять собаку.

– Гастроли, это, наверное, отдельная страница жизни актеров?
– За границей мы гастролируем не много. В основном Россия, Украина. Хоть труппа, выезжающая на гастроли – народ не прихотливый, но жить приходилось в чудных условиях.
Как­-то были гастроли в городе Подольске Московской области. Мы решили: чего уж за МКАДом, устроим труппу в Москве. Так у гомельских актеров кукольного театра спрашивают: "Где вы жили на гастролях в Москве?" "Гостиницу «Космос» знаете? Так вот напротив"…
А напротив было общежитие Института наследия, которое было еще хуже, чем гомельская гостиница «Припять», которая была еще до исторического материализма в здании нынешнего ОВД администрации Центрального района Гомеля. Помню, мы там жили недалеко. Дедушка водил меня туда в парикмахерскую, так как в частных домах не было удобств, за 30 копеек мы ходили туда мыться. Так это было очень давно, а общежитие в Москве с шестью кроватями в комнате и деревянным полом – в 2000­х. А чтобы начать спектакль в 11 утра, нужно было выезжать из Москвы в 4 утра…

– Дмитрий Абрамович, а зачем, по­-Вашему, нужен кукольный театр, неужели человек не может сделать то, что делает кукла, если речь идет о спектакле про людей?
– На кукле так сосредоточено внимание зрителя, что любой малейший жест, любое малейшее движение не останется незамеченным. Многие мужчины имеют привычку перед тем, как сесть на стул, подтянуть брюки. И если я сейчас 10 раз сяду и сделаю это, никто не заметит, но если это сделает кукла, заметят все. В «Поминальной молитве» лучше Леонова и Абдулова, казалось бы, сыграть нельзя. Не скажу, что наши актеры играют хуже, они играют по­своему. В нашем спектакле влюбленные летают как на картине Шагала. И это воспринимается как должное, потому что это куклы.
Да, в Ленкоме на сцене стоит живая лошадь и жует сено. У нас ее нет. Но что такое в кукольном театре сделать лошадь? Это не проблема!
Кукольный театр, наверное, может все. Раньше никому и в голову не пришло, что в куклах можно ставить Шекспира. Могилевчане, например, поставили Гамлета в современном видении, в жанре «трагифарш». Гете так вообще для кукол писал, «Фауста», например.

– Кто главнее в спектакле: кукла или актер?
– Если я просто повешу куклу на гребенку (так называются повесы для кукол), что она сама может?
Да, кукла есть произведение искусства, в ней – работа художника, конструктора. Да, визуально создан образ. Но пока актер к ней не прикоснется, не анимирует ее к жизни, это будет мертвое существо. Вы смотрите в компьютер и видите кадр из мультфильма. Это просто изображение. Как только нажмете плэй, начнется действо, в которое вы можете включиться.
Сегодня все, что можно оживить, анимировать, может быть кукольным спектаклем. Я видел замечательные работы актеров и без кукол, когда с помощью маленького куска тряпки, карандаша или мячика показываются такие шедевры. Можно поставить «Три поросенка» при наличии табуретки и зонтика.
На эмблеме образцовского тетра кукол изображен шарик, надетый на палец. Так вот Образцов надевал на указательные пальцы шарики, и под романс «Мы сидели с тобой» они превращались в парочку влюбленных. Даже взрослый человек, знающий, что за ширмой стоит актер, забывает об этом, и видит только их отношения.
Конечно, в любом зрелищном искусстве первичен актер, хотя в нашем деле не последние люди художник и скульптор. Ведь, как говорила когда­-то Нина Симонович­ Ефимова, театр кукол – это театр оживших скульптур.

– По­-Вашему, кукольный театр – это зрелище или воспитательный процесс?
– Нет искусства, которое не воспитывает. Не может быть искусство нейтральным, ибо не бывает нейтральных эмоций. Оно вызывает либо отрицательные, либо положительные эмоции. Ну, могу я не любить картины Босха, Петрова-­Водкина? Могу. Но я обожаю Васнецова! Мы, конечно, стараемся вызвать у нашего зрителя хорошие эмоции. Не бывает зрелища без воспитания. Даже в цирке дрессировщик со львами воспитывает, показывает, что можно быть бесстрашным, добрым, небезразличным. То же самое и в кукольном театре, только у нас зритель приобретает еще и фантастические сказочные эмоции. 90 процентов нашей деятельности посвящено детской аудитории, я считаю, это правильно, потому что театр кукол – это первый театр в жизни ребенка, ведь куклы говорят с детьми на их языке.

– Вы одушевляете своих кукол?
– Конечно, каждый актер любит кукол, с которыми играет, каждый режиссер любит тех кукол, с которыми он ставит спектакли. Относиться можно к ним по­разному, но не безразлично. Тамара Васильевна Горячева работает в театре 48­-й год. Насколько она бережно относится к куклам, нашей молодежи есть чему поучиться. На каждую куклу она делает, как мы называем, намордничек: из паралона шьется специальная маска, которая укрывает лицо куклы, затем ее одевают в чехол и вешают в специальный ящик. Благодаря такому уходу многие куклы живут по 30­-40 лет. У нас сегодня в репертуаре есть спектакль 1976 года «Сказка – ложь, да в ней намек» по Пушкину. И там играют куклы Тамары Васильевны в своем, можно сказать, первозданном виде.
Главный художник нашего театра Нина Федоровна Баяндина тоже очень тщательно относится к куклам, старается прорисовать, продумать каждую деталь. Ведь если эта кукла показывает какой-­то определенный образ, то выражение лица или выражение «морды» должны быть настолько нейтральными, чтобы зритель мог сам придать ему желаемую эмоциональность. Если, в буквальном смысле, нужно, чтобы у куклы вылезли глаза на лоб, делается специальная кукла­-дубль, с которой ничего больше не происходит, кроме движения глаз.

– А современные мультфильмы Вы смотрите?
– Любой мультфильм, кукольный, рисованный или компьютерный, это тоже театр. И, наверное, не самый лучший из всех театров, потому что не все мультфильмы мне нравятся.

– И что же Вам нравится?
– Из современных – «Маша и медведь». Иногда внучки меня допускают к нему. Они могут смотреть его часами, а я одну­-максимум две серии выдерживаю.
Мне не очень нравятся мульт­фильмы про звездных роботов, звездные войны, покемоны. О чем они? Я думаю, ни о чем. Естественно, всегда доброе борется со злым, но там, где головы разлетаются на куски от супер­современного оружия – это не самое лучшее.
Вы лучше зайдите в театр и посмотрите, как дети смотрят классику – «Кот в сапогах», «Я – цыпленок, ты – цыпленок», «Терем­теремок», на «Дюймовочку» сейчас билеты не достать!

– А какой Ваш любимый спектакль? Может быть, не в кукольном театре…
– У меня не может быть любимого спектакля вне кукольных театров. В нашем театре я очень люблю «Приключения Пинга и Понга». Он получился настоящим кукольным спектаклем. Дети приходят смотреть его по 3­4 раза.
Люблю наши вечерние спектакли «Собачье сердце», «Поминальная молитва». Это не значит, что я не люблю постановки в других театрах. Вообще, понятие нравится­-не нравится несколько неправильно. Правильней сказать, они не оставляют меня равнодушным.
В этом году мы делаем новогодний утренник на белорусском языке под названием «Калядны карагод». Это работа дипломницы университета культуры Ольги Белопуховой.

– Не боитесь, что современные дети не поймут белорусского?
– Почему мы должны бояться говорить с детьми на их родном языке? Иногда говорят, что Гомель – русскоговорящий город. Но мне абсолютно не претит, когда красиво говорят на белорусском языке. Когда это вкусно – это вкусно. На каком бы языке не говорилось, все зависит от того, как это подается, как это играется, есть ли чувство вкуса у людей, ставящих на сцене спектакль, насколько это стильно по отношению к драматургу или к автору произведения. Можно сыграть и без слов, и это будет интересно.

Мы были на фестивале в Душанбе со спектаклем по пьесе гомельского драматурга Василия Ткачева «Чарадзейны рукзачок». Там дети и русского толком не знают, а к концу спектакля подпевали нашим артистам на белорусском языке.
Если заставлять детей общаться на белорусском, ничего из этого не выйдет. Нельзя что-­то насаждать силой, потому что получишь противоположный эффект.

Когда-­то в школе литературные программные произведения читать не хотелось, потому что ты знал, что должен это делать. «Войну и мир», «Воскресенье» Толстого я прочитал после того, как закончил школу. Но зато мы часами просиживали в библиотеке, чтобы прочитать «Мастер и Маргарита», потому что тогда произведение был под негласным запретом.

Не думаю, что современному школьнику в 11 классе нужно его читать. Отношение к искусству и литературе – это настолько индивидуальная особенность…

– Нужно огромное умение, чтобы сыграть волну в третьем ряду?
– Попробуйте. Во всем нужна практика. Волну в третьем ряду у нас играют машинисты, а не артисты. Но если на этой волне появляется пена, гребешок, это уже должен создать актер. Понимаете, легко воспитывать чужих детей, легко быть артистом. Но когда выйдешь на сцену, отнимаются руки­-ноги, думаешь, а зачем я это сделал? Мог бы спокойно сидеть инженером где­-нибудь в конторе. Это не самая легкая работа как физически, так и психологически.

– А Вы бы кого­-нибудь хотели сыграть?
– Я играл в свое время. И много кого… Последний раз кто­-то из актеров заболел, мне пришлось заменить его в спектакле «Карлик­-нос». Если я ставлю спектакль, то любую роль знаю наизусть. И даже если спектакль шел пару лет назад, стоит только раз почитать пьесу, я вспоминаю.

– Во многих спектаклях Вы выступаете как художник. У Вас еще и художественные способности?
– Большинство кукольников – они же и художники, ведь они знают, что хотят видеть на сцене. Нарисовать я могу и черта, и дьявола, а выступать как скульптор – нет, потому что то, что нарисовал, вылепить в объеме бывает очень сложно.

– Дмитрий Абрамович, легко ли быть директором театра?
– Руководителем любого предприятия или учреждения сегодня, в довольно непростых экономических условиях, быть сложно. Даже кинотеатром, где нет живых исполнителей. А в театре труднее, потому что каждый человек, который работает здесь, особенно творческий состав, люди честолюбивые. Я очень рад, что в нашем театре нет никаких, скажем так, секций, коллектив дружный. Я ни к кому не отношусь плохо, люблю всех своих работников.

– Сколько времени Вы проводите в театре?
– Иногда я прихожу домой ночевать, иногда не захожу, потому что не успеваю. За последние 4­5 лет я только в этом году побыл в отпуске целых 2 недели. По графику у меня суббота­-воскресенье выходные, но надо спросить у моей жены, сколько она помнит меня на выходных дома.

– Раз уж упомянули, расскажите о своей семье.
– Сейчас мы живем вдвоем с женой. Дети, сын и дочь, уже взрослые и обзавелись своими семьями. Старшему внуку 11 лет, младшей полтора годика. Есть надежда, что к Новому году все соберутся в гостях у дедушки.

– Вы работаете, живете для детей. А сами на какой возраст себя ощущаете?
– Мне всегда 17 лет. Любой человек чувствует себя молодым. Нельзя сказать, что в 60 лет ты чувствуешь себя на 58 или на 60. Как говорил когда­то Образцов, я чувствую свой возраст тогда, когда нужно лезть под диван достать тапочки.

– Кем мечтали стать в детстве?
– Мечтал, что буду работать в театре, неважно кем. Да, мечты сбываются, если целенаправленно к ним идти.

– Что Вы цените больше всего в жизни?
– Ее наполненность. Она не должна быть скучной, должна быть насыщенной, достойной и справедливой. Это самые необходимые качества.

– Есть ли у Вас жизненный девиз?
– Я не думал над этим. Знаете, девизы когда­-то были в пионерском отряде. Надо делать то, что нужно людям, то, что ты можешь им дать. Это не высокие слова и не ложная патетика. Когда­-то я мечтал, чтобы в Гомеле был свой кукольный театр. Еще пацаном (в конце 60­х) я бегал в парке в кинотеатр имени Исаченко (на его месте построена современная «Юность»), а напротив него был шахматно-­шашечный павильон. Так вот рядом с ним висел паспорт объектов, которые будут в Гомеле: филармония и кукольный театр. Ни того ни другого при коммунизме так и не построили. Театр появился только в 2002 году.

– Благодаря…
– Вы знаете, пользуясь случаем, хочется выразить благодарность руководству города, которое было небезразлично к этому вопросу. Это Александр Серафимович Якобсон, Леонид Васильевич Барабанов
С Александром Арсеновичем Беляевым мы практически жили на стройке нашего театра. Реконструировать разрушенное до стен здание всего за семь месяцев – это событие.

– У Андерсена есть сказка «Директор кукольного театра»…
– Меня не мучают кошмары, если вы об этом…

– Главный герой этой сказки мечтал, чтобы его куклы ожили, а когда это сбылось, он понял, что счастье было в том, что они были куклами… В чем Ваше счастье?
– Человек должен быть счастлив два раза в день: первый – когда он идет из дома на работу и второй – когда после работы возвращается домой. Я счастливый человек.

– Если у Вас в руках окажется волшебная палочка, что Вы загадаете?
– Загадаю стать гаишником (смеется).
Человеку неинтересно жить без перспективы, без громадья планов. 15 лет назад мы и не думали, что у нас будет такое здание, 12 лет назад мы начали проект реконструкции кинотеатра «Спартак», и кто знает, может, получилось бы тоже одно из интереснейших зданий в республике. Да, у нас хорошее помещение, в котором мы себя чувствуем комфортно. Но сегодня мы мечтаем о том, чтобы у нас появился настоящий театральный зал и театральная сцена. В театре работает почти 30 актеров и у них всего две грим­у-борных. В репертуаре сейчас более 50 спектаклей, и каждый из них занимает определенную кубатуру, поэтому есть проблема со складскими помещениями. Возможно, этот вопрос можно решить, пристроив еще одно помещение к зданию театра.
Поэтому если бы у меня была волшебная палочка, я бы сразу пустил ее в оборот реализации всех этих желаний.