Жизнь на переднем крае
Сегодня мы отмечаем очередную годовщину Победы. Страшные бедствия принесла та война нашему народу, но многие люди, чьи судьбы прошли через ее огненное горнило, приобрели особо прочную закалку на всю жизнь…
Горький хлеб сиротства
Михаил Веревкин родился в крестьянской семье на Алтае в 1922 году. Времена были суровые: отец и мать умерли, когда Мише было семь лет. Он остался жить со старшим братом и сестрой. Но сестра вскоре вышла замуж, и ее «хозяйственный» супруг не пожелал иметь в доме «лишний рот». Он просто выгнал Мишу на улицу. Точнее, в лес. Именно здесь сирота нашел свой новый дом, став настоящим алтайским «Маугли»...
С компанией таких же «заброшенных» детей он выживал тем, что ловил в полях сурков, которые шли в пищу... Потом Миша жил, как тогда говорили, «в людях»… В семнадцать лет уже работал штукатуром. Стало легче, когда поступил на рабфак в Горно-Алтайске: советским студентам была положена стипендия и место в общежитии. Здесь застало его известие о нападении Германии на СССР.
В марте 1942 года, после окончания учебы, Михаил был призван в Красную Армию и направлен в Лепельское военно-минометное училище, эвакуированное в Барнаул. К этому времени у Михаила Веревкина уже были и свои личные счеты с гитлеровцами: в сентябре 1941 года в боях под Ворошиловградом погиб его старший брат...
Уже в сентябре 1942 года молоденький командир Красной Армии с красными эмалевыми «кубарями» на петлицах направился туда, где решалась судьба всей страны, – под Сталинград…
Сталинградское крещение
Немцы с фанатичным упорством рвались к Волге. Но на берегах великой русской реки вышколенным воякам вермахта довелось столкнуться с тем, что германский Генштаб и сам одержимый фюрер в расчет не приняли. Стойкость и мужество бойцов Красной Армии превосходили все человеческие представления о границах возможного. Руины разрушенного Сталинграда стали для немцев настоящими Фермопилами, пройти через которые им так и не удалось. Однако и цена советской победы была колоссальна.
Лейтенант Михаил Веревкин был назначен командиром взвода в 119-й минометный полк резерва Главного Командования, который формировался между Камышиным и Сталинградом. Здесь прошел молодой офицер и свое первое боевое крещение. Оно оказалось очень непростым…
В тридцати километрах от Сталинграда немецкая авиация внезапно налетела на минометный полк. Разрывавшиеся авиабомбы разбрасывали в разные стороны технику и лошадей, куски человеческих тел… В течение пятнадцати минут 30 вражеских бомбардировщиков беспрерывно заходили на бомбежку. Полк понес большие потери и впоследствии был расформирован.
Вспоминая о войне, Михаил Веревкин без прикрас описывал чувства человека под огнем: «Под бомбежкой на некоторое время просто отключается сознание, ощущается только грохот и содрогание земли. Большим счастьем в этот момент было, если рядом оказывался окоп или какое-либо углубление, в котором можно было укрыться…»
На всю жизнь запомнил Михаил этот страшный урок, и в любой ситуации старался уберечь от неожиданной опасности доверенных ему людей…
На гомельской земле
В марте 1943 года Михаил Веревкин воевал уже в составе Центрального(впоследствии – Белорусского и 1-го Белорусского)фронта под командованием легендарного Константина Рокоссовского. Он командовал взводом на Курской дуге.
В октябре 1943 года, накануне операции по освобождению Гомеля, Веревкина назначили начальником разведки 479-го минометного полка резерва Главного Командования. Служба разведчика – проходит она в пехоте, артиллерии или в минометных частях – не из легких. Изучение переднего края обороны противника, вылазки на вражескую территорию под покровом ночи, захват «языков» – обычное дело в войсковой разведке. Кроме того, у артиллеристов и минометчиков были и свои, специфические задачи. Например, корректировка стрельбы. Иногда при этом приходилось вызывать огонь на себя…
В сентябре 1943 года Михаил Веревкин участвовал в освобождении Новобелицы, после чего многие части были тайно переброшены южнее Гомеля – в район Лоева. Там готовилось форсирование Днепра.
Утром 15 октября советские артиллеристы и минометчики обрушили на врага шквал огня, а штурмовые группы на лодках, плотах и понтонах устремились к вражескому берегу по воде, бурлящей от обстрела. Оборона вермахта на Днепре – пресловутый «Восточный вал» – была взломана. Части Красной Армии освободили Лоев и Речицу. Дорога лежала на Паричи, да-лее – на запад...
По сантиметру отвоевывая землю Гомельщины, солдаты осознавали: враг по-прежнему свиреп и упорен, но только в обороне. Фрицы к тому времени выдохлись, и если обороняться продолжали еще яростно, то наступать уже не могли.
Затем последовала операция «Багратион». Ранним утром 24 июня 1944 года минометчики 479-го полка вместе с артиллеристами накрыли своими залпами хорошо укрепленные позиции немцев западнее Рогачева. Враг глубоко зарылся в землю: его убежищем стали долговременные огневые точки и бункеры с перекрытиями в пять бревенчатых накатов, блиндажи и «лисьи норы». Но никакие чудеса немецкой фортификации и инженерии уже не могли помочь захватчикам.
За шесть часов полк выпустил 2400 мин. Позиции вермахта были смешаны с землей. Оккупанты так и не смогли ответить огнем.
Под прикрытием артиллерии и минометчиков наша пехота стремительно форсировала реку Друть. Продвигаясь с боями к Бобруйску, Михаил еще не знал, что где-то на подступах к этому городу на Березине будет освобожден из немецкой неволи человек, с которым он впоследствии свяжет всю свою жизнь, – его будущая жена Зина…
Последние залпы
Война катилась к месту, откуда пришла, – к границам Германии. К концу ноября 1944 года минометный полк уже закрепился на территории Польши, у Пултуска. Впереди простиралась Восточная Пруссия, из крепостей которой со времен тевтонских рыцарей шел пресловутый «Дранг нах Остен». Но теперь все повернулось вспять…
11 января 1945 года началось наступление советских войск в Восточной Пруссии. Один за другим Красные знамена поднимались над немецкими городами – Баунсбергом, Алленштайном. 22 апреля, после кровопролитнейших боев, пала цитадель немецких крестоносцев – Кенигсберг. Но и наши войска несли тяжелые потери…
Как-то раз, когда минометчики разворачивались на передовой, шальной немецкий снаряд упал прямо на позицию одного из расчетов. Молоденькому лейтенанту осколок навылет пробил коленную чашечку. Его крик Михаил Веревкин запомнил на всю жизнь… В этих боях смертельное ранение получил Иван Черняховский, командующий 3-м Белорусским фронтом. По сути, он был и наш земляк: перед войной Иван Данилович командовал 9-ым отдельным легкотанковым полком, стоявшим в Лещинце, а жил в Гомеле на улице Пушкина. Жизнь будущего генерала армии, как и у Михаила Веревкина, начиналась с беспризорничества…
Загнанный в свою тевтонскую берлогу зверь продолжал сопротивляться с отчаяньем обреченного. Если для большинства советских бойцов война закончилась 9 мая, то для Михаила Веревкина и его товарищей – только 10-го. Лишь в этот день капитулировала Данцигская группировка противника, прижатая к морю на косе Фрише-Нерунг.
Из всех офицеров 479-го минометного полка до Победы дошли только четверо. Среди них был и Михаил Веревкин.
Молодому офицеру несказанно везло: за всю войну он ни разу не был ранен. За храбрость в боях на Гомельщине он получит орден Красной Звезды, за освобождение Беларуси – орден Боевого Красного Знамени.
Но вот и «ложка дегтя» – переданные позже родными в один из ведомственных музеев, эти ордена бесследно пропадут «при ремонте»…
За что сражались?
После войны фронтовой офицер служил в минометных и артиллерийских частях в Бобруйске, Барнауле и Ново-Борисове. Солнечным летним днем 1946 года капитан Веревкин с командой солдат отправился в деревню Чигирино косить сено. Здесь он и знакомится с молоденькой девчушкой Зиной.
Сегодня стало модно говорить о том, что немцы, дескать, «были не такие уж и плохие», а вот «наши-то…» Однако Зинаида Дмитриевна Веревкина, с которой нам удалось побеседовать накануне 68-й годовщины, без прикрас рассказала о своем детстве.
Ее отец был одним из организаторов партизанского отряда в Чигирино. Когда ночью он пришел забирать детей на партизанскую базу, находившуюся в лесу, его схватили фашисты. Выдал предатель. На следующий день пришли за всей семьей. Зина с матерью и сестрами успели бежать, бабушку и других близких расстреляли. Деревню сожгли…
Один раз Зина с подругой, возвращаясь с полевых работ, попали в руки гитлеровцев, проводивших в лесу облаву. Группа офицеров решила, что этих партизан надо расстрелять. «Какие партизаны, это же дети!» – удивился один из немцев. «Сейчас придет гауптман, он все равно прикажет их ликвидировать», – ответил другой.
Зина со школьной скамьи хорошо знала немецкий. Навсегда запомнила того офицера, который все-таки убедил остальных отпустить «кляйне киндер». Немцы стволом автомата показали, в какую сторону надо бежать, потом раздалось несколько очередей… По верхушкам деревьев – видимо, для гауптмана…
Разумеется, были и «хорошие немцы»: никакой фюрер и теория расового превосходства не могут «отменить» в людях совесть и человеческое начало. Но совсем не они определяли политику оккупантов.
Через некоторое время Зина, вместе с другими «жителями» лесов, снова оказалась в руках карателей. Их привели в соседнюю деревню, заперли в сарае и подожгли. Когда охваченное огнем строение рухнуло, девочке вместе с матерью и сестрами все же удалось вырваться из пламени...
Зинаида Дмитриевна рассказывала об этом ровным голосом, а у меня «мурашки бежали» по спине...
Красную Армию Зина и ее подруги встретили в лесу. Долго бежали вслед за советскими солдатами, наступавшими на Бобруйск: боялись, что наши уйдут и снова вернутся немцы… Наверняка, боевой офицер после рассказов девчушки еще лучше, чем мы, понимал, против какого врага он и его товарищи сражались на фронте.
Вскоре Михаил снова вернулся в Чигирино, забрав с собой Зину. Они поженились. В новую семью офицер взял и двух сестер Зинаиды, оставшихся к этому времени без матери. Растил их, как родных детей, вместе со своим сыном Владимиром. Даже мужу своей сестры, когда-то выгнавшему его в лес, а затем ставшему инвалидом, Михаил после войны посылал деньги из своего капитанского жалованья…
И этих людей сегодня кто-то смеет называть «совками»?Их доброта и любовь к людям была выстрадана и вынесена из собственного опыта и целого моря пережитых бедствий. Может, поэтому она сегодня кажется кому-то неправдоподобной?..
Снова на передовую
В 1948-м Михаила Веревкина демобилизовали. В этом же году началась его новая служба – в следственном отделе УМГБ Бобруйской области.
Михаил Тихонович снова оказался на переднем крае, только на этот раз – борьбы с уголовной преступностью. Здесь не рвутся мины и не грохочут танки. Но тогда, в еще не залечившей послевоенные раны республике, вовсю «гуляли» организованные банды и «мелкая шпана». И снова лились кровь и слезы – от ударов «финок» беспредельщиков, во время краж и грабежей, забиравших у людей последнее.
Приведем информацию из личного дела Михаила Веревкина: «Служебная характеристика за сентябрь 1953 года. Работая в следственном отделе, тов. Веревкин зарекомендовал себя с положительной стороны. При расследовании уголовных дел брака не имеет, проявляет инициативу и настойчивость. Дисциплинирован, морально устойчив, в быту скромен». Несмотря на эту «бытовую скромность»(или благодаря ей), молодого следователя заметили и направили на учебу в Москву, затем – в Минск, где он работал старшим следователем следственного отдела МВД БССР.
В марте 1957 года Михаила Веревкина выдвинули на должность начальника следственного отдела УВД Гомельского облисполкома. Здесь он проработал 15 лет. В отставку Михаил Тихонович вышел в 1972 году по болезни.
Еще после того трагического вражеского авианалета под Сталинградом молодой комзвода старался любой ценой не допустить внезапного нападения врага на своих бойцов. Впоследствии, во время работы в органах правопорядка, на нем лежала ответственность за судьбы тысяч наших сограждан. И в те годы Михаил Тихонович, как и множество его коллег, делали все от них зависящее, чтобы больше никогда не страдали невинные, чтобы жизнь всех честных людей стала спокойной и мирной.
Юрий ГЛУШАКОВ, историк
P.S. Автор статьи благодарит пресс-службу Управления СК РБ по Гомельской области за предоставленные материалы.