Какими были война и мир на Гомельской земле в 1812 году
К 200-летию Отечественной войны 1812 года
Строки из стихотворения Лермонтова «про день Бородина» и про Москву, спаленную пожаром и французам отданную, помнят все. Значительно меньше известно про то, что происходило на гомельской земле во время наполеоновского вторжения. Специальному корреспонденту «Вечернего Гомеля» Светлане Кузьменковой недавно удалось побывать на Бородинском поле и запечатлеть сцены реконструкции знаменитого сражения, которое разыграли там любители из военно-исторических клубов разных стран. Мы же попытались выяснить, что же происходило тогда в нашем крае…
Лагерь над Припятью
Две сотни лет назад, летом 1812 года, огромная армия императора Наполеона Бонапарта вторглась в пределы Российской империи. Основной удар противника с Запада, как всегда, наносился через Беларусь. Стоит отметить, что называть армию вторжения французской следует только условно – по сути, это была армия объединенной Европы. Можно даже сказать, что эта армада являлась неким прообразом современного НАТО, с той лишь разницей, что лидером в этом блоке выступала тогда имперская Франция. Кроме французов в составе «Великой армии» находились пруссаки, саксонцы, вестфальцы, австрийцы, голландцы, итальянцы, испанцы, португальцы, поляки и воинские формирования других европейских государств. С французским императором шел даже эскадрон, укомплектованный из уроженцев арабского Магриба.
Война не стала для российского командования неожиданностью. К тому же российский император Александр I в борьбе за влияние на международной сцене сам давно уже стремился скрестить оружие с честолюбивым Буанапартом. Но, разумеется, не лично… К войне стали готовиться загодя. В одной из немногих работ, описывающих войну 1812 года на территории нашей области, – в книге Владимира Лякина «Мозырь в 1812 году» – сообщается, что еще за два года до войны военный министр Барклай де Толли предложил организовать в Мозыре укрепленный лагерь на 15 000 человек. Группировка в Мозыре долженствовала служить прикрытием от возможного наступления французов севернее припятских болот, аналогичный лагерь в Житомире – от их продвижение южнее Припяти. В ноябре 1811 года на базе рекрутских депо был сформирован 2-й резервный корпус. В марте 1812 года это соединение было преобразовано в целую 2-ю резервную армию, накануне войны вновь ставшую корпусом.
Местом дислокации 2-му резервному корпусу был предписан Мозырь, в то время – уездный город Минской губернии. Командование корпусом было поручено генерал-лейтенанту Фридриху(Федору)Эртелю. Этот выходец из Восточной Пруссии начал свою карьеру в русской армии еще при Павле I, большом любителе всего немецкого. В сражении со шведами морской офицер Эртель, как и Кутузов в свое время, потерял глаз. Но после убийства Павла в ходе дворцового переворота он вместе с другими павловскими ставленниками был отправлен в отставку, однако вскоре, уже в 1802 году, возвращен Александром I к службе. Эртель занимал посты московского и петербургского обер-полицмейстера, где снискал себе дурную славу своей жестокостью и в особенности – казнокрадством. Мздоимством и хищением в царской России никого нельзя было удивить. Но Эртель все же постарался: когда новый петербургский полицмейстер А.Д.Балашов прибыл принимать у него дела, в казне столичной полиции не нашлось ни копейки денег. Не доставало еще более сотни лошадей для драгун и пожарных, а служащие уже несколько лет не получали ни жалования, ни амуниции. А вот Эртель строил дом, из-за которого, впрочем, и попал в долги. Для поправления дел он выпросил у царя назначение в действующую армию. Армия воевала против турок на Дунае, а Фридрих-Федор Эртель являлся ее квартимейстером, то есть снабженцем, говоря современным языком. Уже оттуда генерал Эртель перевелся начальником 2-го резервного корпуса.
О деятельности Эртеля в Мозыре любопытную характеристику оставил в своих «Записках…» Александр Ермолов. По мнению героя войны 1812 года, храброго и талантливого генерала Ермолова, Эртель все это время «упражнял полицейские свои способности в утеснении жителей в окрестностях Мозыря».
Тем не менее, Мозырь самой природой, кажется, был предназначен, чтобы стать твердыней на южном фланге белорусского театра военных действий. Уже сама Припять, через которую в этом месте не существовало мостов, служила естественным рубежом обороны. А гористая гряда, возвышающаяся на припятском правобережье, представляла собой прекрасное место для устройства люнетов и прочих фортификаций, размещения наблюдательных пунктов и артиллерийских батарей. Одна вот беда – поначалу артиллерии во 2-м резервном корпусе не было вообще. Корпус формировался из запасных батальонов различных пехотных полков, в том числе и 26-й дивизии, стоявшей перед этим в Киеве под командой генерал-майора Ивана Паскевича, будущего владельца Гомеля. Еще были мобилизованы так называемые «лесные стрелки» – лесники и крестьяне, стрелки больше по названию – их основное вооружение составляли пики и другое холодное оружие. Сюда же были стянуты драгунские, гусарские и уланские эскадроны, полки черниговских казаков и два казачьих донских полка. Сущую проблему составляет то, что среди черниговского казачьего ополчения находилось немало 12- и даже 10-летних подростков, которых местные «хозяйственные» помещики выставляли вместо здоровых мужиков-работников. И даже суровый Эртель, надо отдать ему должное, стремился держать этих бедных детей от греха, то есть от войны, подальше…
«Метель» по-мозырски…
Война войной, но и другие человеческие страсти и увлечения, и среди них, конечно же, любовные, во время боевых действий никому отменить не удалось… Об амурных похождениях бравых гусар в цветастых ментиках среди мозырских красавиц история пока умалчивает. Но вот о том, что некоторые из юных мозырянок выразили желание стать солдатскими, а кому повезло – и офицерскими женами, доподлинно известно из местных церковно-приходских книг.
Позднее, холодной осенью 1812 года в мозырской Рождествобогородичной церкви венчались 35-летний штабс-капитан Смоленского пехотного полка Петр Романович и 25-летняя вдова губернского секретаря Марфа Лебедь. Но это таинство венчания стало действительно тайным, вершилось оно под покровом ночной мглы. Очевидно, происходило дело перед самым отправлением Смоленского полка в поход. Почему же молодые решили заключить брак подальше от посторонних глаз, без свидетелей?Причин могло быть множество… Например, несогласие родителей невесты. Или даже семьи ее бывшего мужа, влиятельного чиновника. Может быть, на руку молодой вдовы претендовал и еще кто-то, более состоятельный, чем простой армейский офицер?Возможно, что и жених не получил на венчание разрешение от командира своего полка – ведь тогда жениться без согласия своего начальника не мог ни один военный или служащий. Между прочим, эта пара влюбленных в Мозыре, судя по всему, чувства к друг другу испытывала нешуточные – ведь всем участникам этого незаконного обряда могло грозить уголовное наказание, да еще и по законам военного времени…
Интересно следующее – Владимир Лякин предполагает, что именно этот случай «криминального венчания» был использован в повести А.С. Пушкина «Метель». И хотя у классика завьюженный любовный треугольник Марья Гавриловна – Владимир – Бурмин получился более сложной конфигурации, да и профессиональные литературоведы называют других прототипов этих литературных персонажей, определенное сходство все же есть. Оба героя этой повести Белкина – участники войны 1812 года, да и еще одна «героиня» произведения – собственно метель, тоже может являть собой некий образ войны. Внезапно налетевшая стихия разрушила и перепутала столько людских судеб…
Священником же, тайно венчавшим молодых, являлся некто Василий Григорович. Скорее всего, это был старший брат известного ученого и сотрудника графа Николая Румянцева, гомельского протоиерея Иоанна Григоровича.
На левом фланге Багратиона
Русские войска, разделенные на части, отступали. 2-й резервный корпус был подчинен командующему 2-й русской армией, грузинскому князю Багратиону. Отходя к Бобруйску, Багратион отправил к Мозырю часть своих обозов с ранеными для их дальнейшей эвакуации по Припяти и Днепру к Киеву. Через Мозырь же из Украины русская армия получала скот и продовольствие. Верно оценивая стратегическое значение этого небольшого городка над Припятью, Багратион отдал командиру 2-го резервного корпуса распоряжение: удерживать Мозырь до последней возможности, даже если французы займут Житомир и перережут его тыловые коммуникации.
Значение контроля над юго-восточной частью Беларуси понимали и в штабе французской армии. На совещании в Витебске Наполеон в качестве варианта своих дальнейших действий назвал поход на украинскую Волынь. В этом случае ему необходимо было в обязательном порядке занять Бобруйск и Мозырь. Особо пылким сторонником похода на Полесье и далее на территорию Украины был Юзеф Понятовский, командующий польским корпусом – еще бы, ведь на правобережье Днепра располагались старинные имения магнатов Речи Посполитой. Говорят, Понятовский на коленях умолял Наполеона отправить его во главе крупных сил на Украину. Император всех французов своего согласия не дал – Наполеона манила только Москва, а его план войны заключался в навязывании русской армии генерального сражения, в исходе которого доселе непобедимый корсиканец не сомневался. А далее со стен захваченного Кремля Бонапарт продиктует России условия мира… А ведь кто знает, как бы сложился исход войны в случае вторжения врага в украинские губернии?Во-первых, армия захватчиков получила бы серьезную базу продовольствия, фуража и лошадей, что вполне могло позволить французам избежать катастрофы зимой 1812 года. Во-вторых, польская шляхта Правобережья, объединившись с белорусской, дала бы еще один резерв наполеоновской армии. В-третьих, на новый, южный фронт русским войскам пришлось бы дополнительно отвлечь значительные силы.
Ничего этого не произошло. В том числе и потому, что на пути французов на хлебородную Украину встал гарнизон Бобруйской крепости и мозырский лагерь. Более того, под их фактическим прикрытием русские войска с Украины и Молдавии вскорости будут переброшены на основной театр боевых действий – в Беларусь. Но пока к Мозырю и Бобруйску на рекогносцировку выдвинуты 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура и 17-я пехотная дивизия Домбровского. Дивизия Домбровского состоит из поляков – самых надежных союзников Наполеона, искренне не любивших Россию за разделы Речи Посполитой. Правда, бок о бок с поляками в этом походе вышагивают и их новые «друзья», пруссаки и австрияки – также некогда искромсавшие Польшу, причем захватившие именно ее этнографические, исконные земли… Лихая польская кавалерия – 28-я легкоконная бригада Доминика Дзевановского – идет и в составе корпуса Латур-Мобура. Польские уланы – грозные противники. Сражаясь в Испании, уланы уже отличились тем, что, изрубив английскую кавалерию, смогли изменить ход боя под Талаверой-де-ла-Рейна. Испанские повстанцы называли полк надвислянских улан «адскими пикадорами». А эпизод их безумной лобовой атаки в конном строю на узкой горной дороге в Пиренеях запечатлели и художник Януарий Суходольский, тогда – бонапартист, а впоследствии – личный баталист Ивана Паскевича, и знаменитый польский режиссер Анджей Вайда в своем фильме «Пепел».
Беларусь партизанская
Однако на берегах Днепра, в припятских лесах и болотах, горделивые польские всадники встретили достойного противника – донских и украинских казаков, ахтырских гусар и литовских(белорусских)улан. В бою под Миром казаки генерала Платова уже нанесли поражение польской коннице, и тогда только действия 28-й бригады Дзевановского спасли ее от полного разгрома. С тех пор конники с обеих сторон действовали небольшими группами, используя партизанскую тактику, совершали налеты на населенные пункты, неожиданно атаковали друг друга из засады. 15 июля сотня донцов есаула Матушкина из полка Грекова-9 у деревни Глебова Рудня взяла «в дротики» эскадрон из корпуса Латур-Мобура. Нет, конечно, не в «дартс» они играли с неприятелем – ударами своих пик станичники обратили его в бегство и отбили ранее захваченный российский обоз, шедший из Бобруйска в Мозырь. Под Тощицей казаки того же Грекова-9-го разгромила еще один вражеский эскадрон и освободили пленных.
Одновременно свою войну с оккупантами развернули и белорусские крестьяне. Французы и их союзники, особенно немцы, люто мародерствовали. Крестьяне объединялись в отряды и били захватчиков. Хотя поначалу французская революционная армия и пыталась выглядеть «друзьями народа»… Так, заняв 26 июля Жлобин, французы часть муки и крупы из захваченного судна-байдака раздали местным жителям. Но не тут-то было. Уже через день из также захваченного наполеоновцами Рогачева пришел строгий приказ – местным обывателям весь провиант немедленно, под страхом наказания, вернуть новой оккупационной администрации. В том же Рогачевском уезде французы было начали освобождать крепостных, но вскоре, по настоянию своих союзников – польских помещиков, прекратили эти демократические эксперименты… Поэтому, воюя с иноземными грабителями, крестьяне одновременно сводят счеты и со своими помещиками – за барщину и оброк, за порку на конюшне и вскармливание щенков грудью крестьянок, за барскую баню, куда волокли самых красивых девок. Панские имения горят здесь и там, и на подавление крестьянских выступлений бросают свои армейские части и французские, и русские власти. Кстати, большинство помещиков здесь – это поляки, многие из них переходят на сторону Наполеона. Крестьян-ополченцев, собравшихся в Мозыре, польские паны, памятуя о грозном повстанческом движении XVIII столетия, именуют не иначе, как «гайдамаками». По мнению одного из польских легионеров, Петра Лаговского, именно наличие русского резервного корпуса и ополченцев в Мозыре не дали Литве-Беларуси возможности «отложиться» и отойти к бонапартистской Польше.
Да, коллаборанты, как правило, – это выходцы из высших сословий. Так, бывший мозырский стольник Ксаверий Обухович сформировал 20-й уланский полк Великого княжества Литовского. Кстати говоря, его брат, бывший мозырский судья Адам Обухович, как указывают местные краеведы, был крестным отцом Адама Мицкевича. А главой полиции Временного правления Великого княжества Литовского, которое формально учредил Наполеон, стал Кароль Прозар, владелец имения «Хойники». Польская шляхта на Гомельщине с самого начала войны создавала небольшие отряды, пыталась проводить диверсии и налеты в тылу русской армии. Несколько шляхтичей-повстанцев, задержанных с оружием в руках, были расстреляны в мозырских оврагах… За что они умерли?Едва ли за настоящую «неподлеглость Польску» – в лучшем случае Польше была уготована роль наполеоновского сателлита. И уж точно не за Беларусь – в Речи Посполитой, еще в большей степени, чем под властью российского скипетра, все белорусское подлежало полонизации и искоренению…
На гомельском направлении
А что же происходило в этот период в самом Гомеле?К сожалению, источники того времени не изобилуют упоминаниями о нем. А все дело в том, что Гомеля как административного центра в то время просто не существовало – он был превращен в заштатное местечко Белицкого уезда. Что касается оперативной обстановки, то здесь фактически проходила линия фронта между левобережьем Сожа, которое удерживали российские войска, и его правобережьем, где на некоторое время образовалась своего рода «ничейная» полоса.
В конце июля 1812 года в Новобелице были расквартированы 2 сводных гренадерских батальона 26-й пехотной дивизии, казаки из 3-го Черниговского и 3-го Бугского полков. 16 августа из Мозыря был получен приказ выступить им в поход на Чечерск, а заняв оный, выслать разъезды до Кормы и Чечерска. Задача была выполнена успешно. В то время как сама 26-я пехотная дивизия генерал-майора Ивана Паскевича сражалась при Бородино, ее гренадеры под началом М.О.Кленовского ходили в штыки на французов прямо на берегах Сожа. 30 августа бугские казаки сотника Ивана Мараитова разбили полуэскадрон польских улан под Каменкой, в сорока верстах за Чечерском. А впоследствии, 25–26 сентября, сотня гренадеров и казаки опрокинули силы неприятеля уже числом в несколько тысяч воинов(правда, в основном, выздоравливающих из могилевского лазарета)у местечка Корма…
Но сразу после Бородинского сражения судьба Мозыря и Бобруйска была еще не определена. Над ними по-прежнему нависала польско-французская группировка, стоявшая в этом районе. И тогда 30 августа 2-й резервный корпус вышел из Мозыря на деблокирование Бобруйска, переправившись через Припять по плавучему мосту. Еще ранее из Новобелицы отправились четыре запасных батальона все той же 26-й пехотной дивизии и 300 украинских казаков под командой полковника Баранова – вдоль Березины они должны были прорваться на помощь героическим защитникам Бобруйской крепости. Два других батальона из запасной бригады 26-й дивизии и еще три сотни казаков под командованием подполковника Дреера через Чечерск-Рогачев были отправлены туда же. К сожалению, оба эти отряда постигла неудача – Дреер отошел после тяжелого боя с польской бригадой Малаховского западнее Жлобина, отряд Баранова понес большие потери у Панкратовичей.
А вот вышедшие из Мозыря части успешно продвигались к Бобруйску. По лесным дорогам длинными колонами маршировали батальоны Смоленского, Нарвского, Новоингерманландского пехотных полков, стрелки из 6-го, 13 и 41-го егерских полков. Вздымая клубы пыли, с шага на рысь переходили эскадроны ахтырских, сумских, павлоградских и мариупольских гусар, литовских улан и казачьи сотни. И главное – в отряде уже было 4 артиллерийских орудия, в дороге к ним присоединяется еще 4 пушки с расчетами и полусотня кирасир, вырвавшихся из Бобруйской крепости. 2 сентября смоленцы атаковали и взяли Глуск, буквально выковыривая французов штыками из бревенчатых изб, превращенных в укрепленные блокгаузы.
А уже на следующий день, 3 сентября, наши полки обнаружили главные силы противника у местечка Горбацевичи. Среди густого леса развернули жестокий встречный бой… Словно свинцовый шквал, косила людей картечь, гулко били ружейные залпы. Пули и ядра разрывали человеческую плоть, а потом началось самое страшное – штыковая атака. Французы – известные мастера боя «белым оружием», но тут штыкового удара русской пехоты они не выдержали. Тем более что полк Эрсана был укомплектован из вчерашних дезертиров и прочих «уклонистов». Неприятель отступил, вслед за ним, развернувшись поэскадронно, в развевающихся доломанах и в плотном строю, устремились наши гусары. Сабельные клинки ярко горели на солнце… Французы потерпели бы тяжелое поражение, если бы в тыл русской кавалерии не вышли из леса поляки из 1-го пехотного полка С. Парадовского. Лишь когда ночная тьма опустилась на лесные чащи, бой затих.
Победу под Горбацевичами, как и под Бородино, каждая из сторон приписывала себе. Однако, хотя отряд Эртеля и отошел снова в Мозырь, Домбровский был вынужден снять осаду Бобруйской крепости…
…Когда русская армия погонит Наполеона восвояси, 2-й резервный корпус примет участие в преследовании бывшей «Великой армии». А командир корпуса Федор Эртель все же окажется в Бобруйской крепости, к которой он так прорывался… но уже в качестве арестанта. Он будет отдан под суд за промедление с выступлением вверенных ему войск, но по дружбе с грозным фаворитом царя Аракчеевым вскоре выйдет на свободу. Каждый четвертый из солдат и офицеров мозырского корпуса «поляжет» в той войне, но из них большинство – не от пуль и ядер, а от болезней и плохого питания во время походов и лагерной жизни. Еще очень долго будут восстанавливаться наши села и города от страшных бедствий и опустошений той войны, страдать от эпидемий и голода. Вернутся на свои места к прежним занятиям и паны-помещики, в том числе и те, кто перебежал на сторону захватчиков. Но главный урок Отечественной войны 1812 года был велик – впервые народ России, от молодого армейского офицера до крестьянина-ополченца или казака, почувствовал себя силой, вершащей судьбу Родины…
Юрий Глушаков, историк
Фото Светланы Кузьменковой