Как встречали Первомай в Гомеле 100 лет назад

Первое мая давно стал для нас привычным праздником, хоть в последнее время он уже не отмечается с прежним размахом. Впрочем, на протяжении прошлого века значение этого дня пересматривалось не один раз…



Первый звонок для Фрумина и сыновей
В конце XIX столетия Гомель представлял собой воистину «город контрастов». Наступившая эра капитализма и бурного развития рынка ломала традиционные устои и уклады… Нищета жителей «Кагального Рва»(«Монастырька»)стала казаться еще более вопиющей на фоне блеска местных «Ротшильдов» – владельцев банков, торговых контор и коммерческих фирм,  которые, как грибы после дождя, появлялись в Гомеле. Все смешалось здесь: с одной стороны – патриархальный быт, еще царивший под  крышами мещанских бревенчатых домов и дворянских особняков, с другой – вторгавшаяся в жизнь города новая экономика, двигателем и символом которой стали Либаво-Роменская и Полесская железные дороги, прошедшие через Гомель.
В Главных железнодорожных мастерских было занято несколько тысяч мастеровых – невиданное для старого Гомеля количество пролетариата. Выходцы из окрестных деревень, железнодорожные рабочие  фактически построили второй город – район «Залинию», в глухих переулках которого царили свои нравы и понятия. Но и в исторической части Гомеля открывались новые заводы, фабрики и мастерские. Они хоть и насчитывали всего по несколько десятков человек, но были способны быстро изменить «застоявшийся» облик города.
Работа на заводе или фабрике для белорусских крестьян была более престижной, чем прозябание в безземельной деревне. Гораздо лучше, чем на дне босяцкой трущобы, чувствовал себя в цеху или  мастерской и выходец с бедняцкой еврейской окраины. Однако жизнь гомельского пролетария того времени медом мазана не была...
Рабочий день длился до 16-18 часов. Перед христианскими и иудейскими религиозными праздниками, когда был наплыв заказов, рабочим приходилось вкалывать и до 20 часов кряду.   
Вставали очень рано, опоздание на работу наказывалось крупным денежным штрафом. Впрочем, хозяева могли штрафовать и без всякого повода – исключительно для собственной выгоды и удовольствия… Одному из рабочих чугунолитейного завода Моисея Фрумина «с сыновьями»(впоследствии – им. Кирова, ныне – ОАО «СтанкоГомель»)как-то удалось разжиться будильником. Счастливый обладатель дорогого механизма, проживавший в рабочем бараке, на ночь  привязывал чудо техники к ноге – чтоб не украли. Как-то раз часы заело – они зазвенели и больше  не выключались. С  беспрестанно голосящим будильником на теле заспанный бедолага помчался к Фрумину, боясь опоздать. Но тут-то несчастного,  наполнившего неистовыми трелями всю улицу Кузнечную(ныне Интернациональная),  задержала полиция – за возмущение спокойствия…
Впрочем, в мелких мастерских работники жили, ели и спали иногда  прямо на своем рабочем месте. Проснул-ся – и ты уже на работе… Иногда  же они проживали в доме хозяев. Однако вскоре именно споры о рабочем времени стали тем звоночком, который начал обратный часовой счет для жестких капиталистических порядков…

Однажды в «Америке»
Однажды в Америке, а именно 1 мая 1886  года, рабочие вышли на улицы с требованием сокращения рабочего дня до восьми часов. Понятное дело, американской буржуазии такое пожелание трудящихся  не понравилось – и 4 мая на стачечников в Чикаго была брошена полиция. В результате столкновений шесть рабочих было убито. Еще четверых рабочих лидеров арестовали и казнили по сфабрикованному обвинению после устроенного провокаторами взрыва.
В 1889  году, в память чикагских мучеников,  II   Интернационал  принял решение отмечать день 1 мая всеобщими выступлениями за 8-часовой рабочий день.
Как-то в гомельской «Америке»(так назывался рабочий район за улицей Кузнечной)прослышали о международном дне борьбы рабочих за свои права. И решили, что в Гомеле тоже пора этим заняться… Тем более, что местные рабочие-железнодорожники уже не раз бастовали. В 1886 году стачка в механических мастерских Либаво-Роменской дороги, прошедшая, между прочим, вскоре после событий в Чикаго, закончилась победой железнодорожников.  В 1897 году рабочие Гомеля одними из первых в Беларуси провели свою  маевку. Она прошла... на плаву. Точнее на лодках по реке Сож – в районе нынешнего Мельникова луга.
Стоя в речном суденышке, перед водным собранием выступил Петр Карпович – высокий, статный, с темной бородой социал-демократ и внебрачный потомок Екатерины II. Еще 50 «приплывших» внимательно слушали своего харизматичного лидера. Правда, уже в следующем году маевка была разогнана полицией. Зато с этого времени майские  собрания за городом с выступлениями пламенных ораторов, пением революционных песен и развертыванием красных знамен стали проводиться ежегодно.  
Маевки проходили, как правило, в живописных и в тоже время укромных местах за городом.  Рабочие приходили на них в своей лучшей одежде: в смазных сапогах, новеньких картузах и сатиновых косоворотках под «пинжаками». Не обходилось, по народной традиции, и без угощений.  
Со временем маевки в Гомеле становились все более массовыми, несмотря на нависавшую над пролетариями угрозу ареста и отправки с залитой солнцем поляны на пар-тройку лет  в холодную Сибирь…

Обворованный полицмейстер
По мере роста рядов рабочих партий и профсоюзов росли и соответствующие настроения: мол, хватит прятаться по кустам, «смело, товарищи, в ногу…» Поэтому Первомай 1901 года Гомельский социал-демократический комитет решил отметить уличной демонстрацией. По сему поводу для рабочих была издана листовка-призыв.
Не спала, конечно, и полиция. В ночь на 15 апреля(по старому стилю)по рабочим окраинам прокатилась волна обысков и арестов. Тем более что в местном социал-демократическом комитете вовсю орудовал загадочный провокатор, своего рода гомельский «Азеф», о котором мы расскажем позже. Однако и это не остановило гомельских рабочих…
Вечером 18 апреля на углу улицы Румянцевской  стал собираться народ. Когда подошло около двух сотен человек, рабочий Павел Митрофанов подал сигнал: «Пошли, ребята!» Столяр Хаим Живов, организатор первого гомельского профсоюза строителей – Союза деревообделочников, рванул из-под черной рабочей блузы красное знамя. Алый кумач загорелся ярким цветом в лучах весеннего заката. «Ура!» – закричали рабочие.  «Вихри враждебные веют над нами…» – дружно затянули демонстранты, охваченные азартом и приливом необычайного воодушевления.
Откуда оно?Ведь «вихри враждебные» в лице многочисленных городовых, повсеместно карауливших Румянцевскую, уже мчались к ним, размахивая кулаками и нагайками. Но именно в этот момент  рабочие чувствовали себя не задавленной непосильной работой и скотским отношением бессловесной массой, а подлинными людьми…
На демонстрантов пошла на рысях конная полиция. Лошади теснили и топтали людей. Гомельский полицмейстер Фен-Раевский, в развевающейся бурке и с шашкой наголо, с площадной бранью буквально врубился в толпу. Однако пока он крутился среди демонстрантов, пытаясь ударить  посильнее, кто-то ловко срезал с полицмейстерского пояса  кобуру с тяжелым «смит-вессоном». Случалось, что к революционному движению примыкали тогда и «фартовые» гомельские ребята самой высокой «квалификации»…
В то же время другой отряд рабочей молодежи с песней маршировал по улице Ирининской, не случайно названной позже Первомайской. В районе дровяного базара он успешно соединился с еще одной командой рабочих. Уцелевшие от арестов смельчаки даже умудрились отметить «День Великого рабочего праздника» вечеринкой прямо под носом у полиции.
Первая в Гомеле первомайская демонстрация хоть и закончилась многочисленными арестами, зато положила начало праздничной традиции. А еще она спасла жизнь осужденному к смертной казни любимцу гомельских рабочих Петру Карповичу: в мае 1901 года выступления с требованием отменить смертный приговор гомельчанину прокатились по всей России. А главное – постепенно, под давлением выступлений пролетариата, рабочий день в Гомеле был сокращен до 12, затем – до 10 и, наконец, до 8-9 часов…
А все приличное буржуазное общество еще долго с возмущением вспоминало о первой демонстрации. Неслыханное дело: в ней участвовали даже девочки!

Праздником по насилию        
По итогам первой в Гомеле майской демонстрации революционное подполье весной 1901 года выпустило листовку: «Зычно хлещет бич самодержавия: «С корнем вырву». «До тла уничтожу», – гремит насилие. «Вырву!» Да можешь ли вырвать мысль и распять ее на кресте?Христос распят, но мысль его мир запомнил…» Любопытный факт: именно в 1901 году, впервые в Российской империи, на первомайских демонстрациях в Гомеле, одновременно с Петербургом, Харьковом, Тбилиси, был выдвинут лозунг «Долой самодержавие!»
Чтобы не допустить первомайской демонстрации в следующем году, полиции пришлось полностью блокировать всю улицу Румянцевскую. 1 мая 1903 года также были приняты беспрецедентные меры, не позволившие рабочим провести первомайское шествие.
На Румянцевской ввели своеоб-разный «дресс-код»: на центральную улицу города не пускали тех, кто был одет как рабочий. Под запретом была и маевка: солдаты устроили за городом  засаду, причем им было запрещено брать с собой холостые патроны. За день до «праздника» в полицейскую кутузку попало больше сотни мастеровых…
Конфронтация шла по нарастающей. В апреле 1904 года на Соже было арестовано несколько лодок с рабочими. Городские остряки шутили: не иначе, как реваншем за морские поражения в войне с Японией, были эти меры. Но 1 мая 1904 года Гомель все равно бастовал, а вечером 8 мая наРумянцевскую вышло уже 700 демонстрантов.
На Базарной улице(ныне Трудовая)полиция было ринулись на манифестантов, но боевая рабочая дружина дала два револьверных залпа в воздух – и городовые остановились.  После этой акции встревоженные еврейские капиталисты, оказавшиеся между молотом рабочего движения и наковальней царской полиции, выбрали все же «наковальню». На своем сходе еврейские буржуа постановили: собрать и передать городскому полицмейстеру 4 000 рублей для усиления гомельской полиции двадцатью конными городовыми. Присутствовавшие на собрании раввины требовали также, чтобы каждый верующий еврей выдавал жандармам всех социалистов.
Однако только реформы в пользу бесправных рабочих могли как-то исправить положение… Если бы хозяева  скинулись тогда не полицмейстеру, а в кассу помощи безработным или учредили пенсионный фонд, ввели оплачиваемые отпуска и больничные, возможно, потомки Фрумина до сих пор бы владели «СтанкоГомелем». Однако быть с городовыми им казалось безопаснее…
Тем не менее, в 1917 году, когда с фронта хлынула масса озлобленных вооруженных солдат, вчерашних рабочих и крестьян, не раз смотревших в лицо смерти, уже  ни конные, ни пешие городовые никого не могли остановить…

Мирный май – чего хочешь выбирай…
1 мая 1917 года в Гомеле состоялась первая легальная первомайская демонстрация. Она была огромна: всю Румянцевскую запрудили солдаты из многочисленных частей, рабочие со всех предприятий, колонны различных социалистических партий. С наиболее радикальными лозунгами против войны и «буржуинов» выступили большевики и анархо-коммунисты. А вот крестьянам, съехавшимся в Гомель из окрестных деревень, особо импонировала растяжка с лозунгом партии эсеров, однозначно обещавших отдать им всю землю. Демонстрация 1917 года шла по Гомелю от центральной Базарной площади(ныне Ленина)до Крестьянского кладбища(Студенческий скверик), где и состоялся грандиозный митинг.
Любопытно, что прежний гонитель первомайских выступлений, полицмейстер в отставке Фен-Раевский, тоже не отставал от событий. По свидетельствам очевидцев, в это время он щеголял с красным бантом «шириной в Черное море», умудрившись получить и при Временном правительстве  достаточно теплое местечко…
Еще одна интересная деталь: на первомайском митинге 1917 года в соседних Клинцах рядом с красными знаменами реяли церковные хоругви, а выступавший с трибуны священник, вместо традиционного «Аминь», в завершение своей речи провозгласил: «Свобода, равенство, братство!»  
После полной победы «диктатуры пролетариата» 1 мая стало государственным праздником. Правда, в  суровые 20-30-е годы, когда иностранное вторжение постоянно грозило социалистическому государству, даже Первомай носил военизированный характер. Вместо прежних боевых рабочих дружин на площадь выходили части регулярной Красной Армии. Звеня подковами по булыжной мостовой, эскадрон за эскадроном шли лихие красные казаки в черкесках и заломленных набекрень кубанках. А в воздухе выделывали замысловатые пируэты военные летчики. Кстати, 1мая 1923 года в Гомеле свое 4-летие отметила 7-я Самарская кавалерийская дивизия: пролетарский праздник совпадал еще и с днем образования этого буденовского соединения…   
После победы в Великой Оте-чественной военные парады стали проводиться  9 мая. А День международной солидарности трудящихся стал подлинным праздником людей труда.
«Майские праздники» отмечали в Гомеле с энтузиазмом: дружно, целыми предприятиями, школами и вузами люди шли в колоннах по площади Ленина, от всей души кричали в ответ на приветствия партийных руководителей, стоявших на трибуне у памятника Ильичу… Ну а потом, конечно же, была маевка!Теплая погода, повсеместно работающие буфеты, более чем доступные цены – как никогда, в этот день гомельчане могли ощутить то, за что боролись их отцы и деды…

Юрий ГЛУШАКОВ, историк