У Вас в браузере отключен JavaScript. Пожалуйста включите JavaScript для комфортного просмотра сайтов.
Как наш город пережил империалистическую войну 1914-1918 годов
1 августа 1914 года началась война, еще невиданная в истории человечества. Применение оружия массового поражения, миллионы убитых и искалеченных, крушение многовековых империй и народные революции – все это стало результатами той войны. Однако во многом Первая мировая до сих пор остается своеобразным «белым пятном» нашей истории…
«ЗА ВЕРУ – НА ВЕРУ, ЗА ОТЕЧЕСТВО – НА ДРУГОЕ ОТЕЧЕСТВО…»
«Да здравствует император Франц-Иосиф!» – сказал бравый солдат Швейк, прослышав про покушение на австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда. За этот свой слишком рьяный, а значит – подозрительный, приступ патриотизма герой Ярослава Гашека угодил сначала в полицию, а потом – в психушку. Однако начало Первой мировой войны вызвало милитаристскую истерию по обе стороны фронта. В царской России также проводились «патриотические» манифестации, после которых разгулявшаяся толпа валила громить лавки, принадлежавшие людям с немецкими фамилиями…
В Гомеле известие о начале войны с Германией и Австро-Венгрией также вызвало бурное оживление. В церквях служили молебны о даровании победы, с коллективной молитвы по этому поводу начала свое заседание в августе 1914 года и гомельская Городская Дума. После чего думские гласные перешли к обсуждению неотложных мер в связи с началом боевых действий. О том, во сколько миллионов загубленных душ и искалеченных тел обойдется эта война, тогда еще не знал никто. Хотя все понимали – жертв будет много. Поэтому одним из важнейших вопросов для гласных стало обустройство в Гомеле и его окрестностях госпиталей для раненых. Больниц тут не хватало и в мирное время – на весь Гомельский уезд в 1913 году приходилась только одна больница с одним врачом.
Надо сказать, далеко не у всех гомельских рабочих и служащих начало мировой войны вызвало прилив энтузиазма. «За веру, царя и отечество!» – с церковных амвонов и высоких думских трибун солдат-новобранцев призывали не жалеть своей крови. При этом сами представители состоятельных городских сословий, как правило, на фронт не спешили, зачастую предпочитая пристроиться где-нибудь в тылу. В закоулках гомельских предместий рабочие, многие из которых давно состояли в подпольных социалистических партиях, судили-рядили, попыхивая самокрутками: «За веру посылают на веру, за отечество – на другое отечество». Но в «благородном обществе» пока преобладали «ура-патриотические» и шапкозакидательные настроения. Впрочем, вскоре они рассеются – окопная реальность оказалась намного жестче…
В первые же дни войны в полную боевую готовность был приведен расквартированный в Гомеле 160-й пехотный Абхазский полк, а в Рогачеве – 159-й пехотный Гурийский. Свои «кавказские» названия эти части получили при первоначальном формировании во время войны на Кавказе в 1863 году, но сейчас они были укомплектованы местными уроженцами. В скором времени полки начали погрузку в эшелоны…
Гремела медь полкового оркестра, юные девушки в шляпках бросали пылкие взгляды в сторону отбывающих на фронт офицеров, молоденькие поручики, затянутые ремнями и портупеями, лихо щелкали каблуками на прощанье. Не зря через Гомель была построена в свое время Либаво-Роменская железная дорога – именно она позволила оперативно перебросить «абхазцев» на театр военных действий – в Прибалтику. Здесь, в Восточной Пруссии, готовился главный удар русской армии…
«КРОВИ БЫЛИ БОЧКИ, А МЯСА – ФУРГОНЫ, НЕТ, НЕ ЗРЯ РЕБЯТА НОСИЛИ ПОГОНЫ!»
Такую песенку про «жаркий бой» под Сальферино распевал бравый солдат Швейк, отправляясь на фронт. История не сохранила, что пели гомельчане, уносимые туда же товарными вагонами с надписью «40 человек – 8 лошадей». Возможно, «Солдатушки – бравы ребятушки…». А может, что-нибудь лирическое: «Догорай, гори моя лучина, догорю с тобой и я…»
В действующей армии IV армейский корпус Эриса Хана Султан-Гирей Алиева, в который входила 40-я пехотная дивизия(Абхазский и Гурийский полки составляли ее 2-ю бригаду), был включен в 1-ю армию генерала Ренненкампфа.
Первое крупное сражение произошло у местечка Гумбинен. К слову, именно в этом краю пятьсот лет назад тевтонские рыцари и славянские воины сошлись под Грюнвальдом…
После утомительного марша 40–ая дивизия вышла к реке Роминтен. Казачьи разъезды рассыпались по округе, когда к одному из станичников подбежал запыхавшийся солдатик и протянул записку. Казак умчался в штаб корпуса. На скомканном клочке бумаге сообщалось о том, что видел храбрый разведчик, пробравшийся в неприятельский тыл, – скопище немецких войск, которых он по незнанию(а кто обучал нижних чинов различать униформы иностранных армий?) называет «австрийскими». Как говорится, «сидит немец – пьет какаву». В конце донесения было написано: «Прошу дать знать нашей дивизии. Разведчик запаса Дмитрий Рябинин».
Увы, эту солдатскую просьбу командир корпуса и его штаб выполнить не сумели – приказ о начале наступления в 40-ю дивизию изрядно запоздал. И поэтому, когда утром 20-го августа ее полки подошли в район Содинена, части немецкого корпуса Макензена уже развернулись им навстречу. Завязался жестокий встречный бой…
Немцы накрыли русских мощным артиллерийским огнем. Один за другим из строя выходят офицеры. Но и наша 40-я артбригада в долгу не остается – шрапнель выкашивает, словно рожь, густые германские цепи, идущие в бой, держа равнение, как на параде. Местами завязываются скоротечные, но особо страшные рукопашные схватки. Немцы вводят в бой тяжелую артиллерию. Командир 40-ой дивизии Короткевич не смог организовать должное управление огнем(впоследствии он будет перекладывать вину на солдат-запасных), и центр дивизии дрогнул. Под ураганным огнем отступают и гурийцы из Рогачева…
А абхазцы из Гомеля во главе с полковником Ливенцевым тем временем все идут и идут по сосновому лесу, выполняя обходной маневр. Наконец они заходят противнику во фланг – на ходу разворачивается к бою артиллерийская батарея, заработали пулеметы – их в полку целых восемь!С фронта начинается атака дивизионных резервов – и хваленые пруссаки Макензена дрогнули!
Немцы отступают, бросая раненых и обозы, на поле боя остается более тысячи убитых солдат и офицеров. Но наши потери еще больше – 31 офицер и свыше 2000 солдат. Это примерно 20% личного состава дивизии…
После боя у Гумбинена в Германии начинается паника. Но кайзер перебросит в Восточную Пруссию из Франции два новых корпуса и пришлет генералов Гинденбурга и Людендорфа. Впоследствии Людендорф вступит в нацистскую партию, и Гинденбург, будучи канцлером, передаст власть Гитлеру. А тогда они, пользуясь тем, что две русские армии получат бездарный приказ царского командования наступать по расходящимся направлениям, сначала разгромят 2-ю армию генерала Самсонова, а затем нанесут поражение и 1-ой армии Ренненкампфа…
Но храбрость, проявленная гомельскими полками на полях Гумбинена, не была напрасной – тех двух корпусов, переброшенных на Восток, немцам как раз и не хватило в проигранном сражении на Марне. В итоге – план германского «блицкрига» на Западе был сорван…
ГОМЕЛЬ – ГОРОД БЕЖЕНЦЕВ
После провала Восточно-Прусской операции инициатива на русско-германском фронте прочно переходит к немецкой армии. Педантично и методично, германская военная машина начинает продвигаться на восток. Немцы захватывают все Царство Польское, Западную Беларусь, Западную Украину, часть Прибалтики. Это летом 1941 года Брестская крепость превратится в символ сопротивления советского народа… А в 1915-ом Брест-
Литовская крепость, выстроенная еще при наместничестве князя Паскевича, будет сдана Макензену без боя.
На восток эвакуируются миллионы беженцев. Сказать, что большинство из них бежали в страхе перед оккупацией, было бы неправдой. Лишь часть из них эвакуировались добровольно или по долгу службы. Мой прадед, машинист Либаво-Роменской железной дороги Петр Григорьевич Рябченко, прибыл тогда в Гомель из Либавы(Лиепая)вместе с эвакуируемым подвижным составом. Моя бабушка, которой тогда было всего восемь лет, часто вспоминала, как на либавских улицах рвались тяжелые снаряды – это немецкие дредноуты обстреливали город с моря…
Но большинство беженцев сгоняли с обжитых мест насильственно – и делали это не кайзеровцы в шлемах-шишаках, а свои же. Как правило, операции по депортации гражданского населения поручали казачьим частям и кавказским иррегулярным формированиям из «Дикой дивизии». Местечко или село окружали войска, на сборы жителям давали всего час. Дома, скот в лучшем случае удавалось распродать за бесценок. Курица, например, уходила за несколько медных копеек. В худшем случае – по всему местечку стояли стон и крики, выгонка людей сопровождалась грабежами и изнасилованиями. Тех, кто эвакуировался пешим этапом, в пути ждали немыслимые трудности и лишения. Немало неприметных могильных холмиков осталось тогда у обочин белорусских дорог – не все дети, старики и больные выдерживали этот путь на чужбину…
Гомель, бывший наряду с Минском крупным тыловым центром Западного фронта, стал и местом сосредоточения беженцев. Они прибывали сюда группами и поодиночке, а также вместе с предприятиями, эвакуированными с Запада. В частности, в Гомеле разместился завод Варшавского округа путей сообщения(ВОПС), кадровые рабочие которого пополнили ряды гомельского пролетариата и его революционных организаций. Условия, в которых первоначально оказалось большинство беженцев, были ужасны. Часть эвакуированных разместили в так называемых «Беженских бараках», где царила жуткая нищета и антисанитария. Оставшиеся без мужей женщины практически не имели средств к существованию. Пособие, которое в царской России выдавалось семье мобилизованного на фронт, было нищенским – около 2 рублей на человека. Ничтожность этой помощи признавала даже гомельская Городская Дума. Прокормить семью на такие деньги, да еще в условиях вызванного войною роста цен, было невозможно. Наиболее сердобольные представители аристократии, в их числе княгиня Ирина Паскевич, организовывали за свои средства оказание помощи нуждающимся. Так, княгиня Ирина Ивановна еще летом 1914 года распорядилась о выдаче 600 бесплатных обедов семьям призванных в армию. Но это было всего лишь каплей в море нищеты и отчаяния…
Зато у заводчиков, работающих на войну, прибыли растут как на дрожжах – только у Моисея Фрумина и сыновей, владеющих чугунолитейным заводом на Кузнечной(впоследствии – завод им. Кирова), количество работающих и заказов выросло в несколько раз…
ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ПЛОЩАДЬ ВОССТАНИЯ
В те годы Гомель был крупной военной базой Западного фронта. В городе размещены различные вспомогательные части – 3-ий и 4-ый коренные парки, воздухоплавательный парк, оружейные, автомобильные и другие ремонтные мастерские, оружейные склады. Местом большой концентрации военнослужащих является Гомельский пересыльный пункт. «Пересылка» находилась в бывших казармах Абхазского полка. Ныне здесь, на площади Восстания, размещается фабрика «Труд».
Сюда прибывают солдаты со всей России: те, кто находился на излечении в госпиталях и лазаретах, те, кто по каким-либо причинам отстал от своих частей, и другие. Временами тут скапливается до 20-30 тысяч человек. Все они уже вдоволь хлебнули войны, которая теперь велась бездарными генералами от поражения к поражению. На солдатских нарах поговаривают и о том, что царица-немка является шпионкой и все планы русского командования выдает своим немецким родственникам, а страной правит вместо царя конокрад и развратник Гришка Распутин.
В скором времени солдаты гомельской «пересылки» попытались воплотить эти призывы в жизнь. Атмосфера накалялась, достигнув «точки кипения» в результате банального по своей сути инцидента. Одного из казаков ударил офицер. Рукоприкладство начальства – обычное дело в царской армии, но тут случай вышел особый. На этот раз окопавшийся в тылу «их благородие» оскорбил не простого донца, а фронтовика, который раненым попал в плен, но бежал из него, чтобы снова воевать «с германцем». Причем удар пришелся как раз по месту ранения…
Все произошло стихийно – 22 октября 1916 года заведующий «пересылкой» полковник Иванов сказал, что через пункт проходит много «сволочи». На что приказной 40-го Донского казачьего полка Никифор Басыгин смело возразил: «Тут сволочи нет». Не утратившего личного достоинства казака приказали арестовать, за него вступились солдаты. Дело дошло до стрельбы…
Через четыре дня волнения на пересыльном пункте повторились. Восставшие солдаты вновь освободили арестованных товарищей. Впрочем, через некоторое время военному командованию удалось подавить выступление. По приказу командующего Западным фронтом генерала Эверта наиболее активные участники восстания были преданы трибуналу. Донские казаки Никанор Жорин и Моисей Кошенков, сибирский стрелок Петр Спиридонов, рядовой Виктор Цареченков, балтийский матрос Софрон Архипов, вольноопределяющийся уланского полка Римский-Корсаков, родственник знаменитого композитора, и другие были расстреляны за городом, на окраине села Покалюбичи.
Но теперь уже никакие расстрелы, никакие драконовские меры не могли предотвратить революции в стране, явно проигравшей войну. В феврале 1917 года уже совершенно неспособное управлять государством самодержавие пало. В октябре власть в свои руки взяла партия большевиков, сумевшая вышвырнуть из страны всех интервентов, включая немцев, и всех их местных белогвардейских и псевдодемократических прислужников.
Расстрелянные солдаты, матросы и казаки из гомельской «пересылки» фактически стали единственными жертвами революции, которая прошла в Гомеле бескровно. После ее победы они были торжественно перезахоронены на Крестьянском кладбище, где им был установлен памятник. И еще долгие годы, по свидетельству старожилов, кто-то приносил к нему цветы…
Юрий Глушаков, историк